— Ты уже тут? — обрадовался он.
Прислонил к стене посох, который тут же грохнулся, бросил мешки и ринулся к девушке. Подхватил её на руки и закружил. У меня сжалось сердце, ладони вспотели и я услышала Анино тихое: «Ух ты!».
— Осторожно! — вскрикнула девушка, но было поздно: содержимое сумочки рассыпалось по полу. И бутылочка духов, и цилиндрик помады, и коробочка с тенями, и кошелёк. Половина добра укатилась под стойку гардероба.
— Прости, принцесса, — выпалил парень, смешно согнулся и стал подбирать девушкино добро.
— Саша, какой ты неловкий! Ужас! Хорошо, духи не разбил. Дай сюда помаду, я её искала.
Пока она, сосредоточенно глядя в зеркало, обводит губы ярко-розовой помадой и правда становясь похожей на принцессу, парень снимает пальто, достаёт из одного мешка тулуп Деда Мороза и натягивает его на свитер с джинсами.
— У тебя ничего не изменилось? — спрашивает он, прилаживая белую бороду, — может, поедешь с нами в «Университетский»?
— Я тебе уже говорила: у меня болит нога. И Новый год я хочу встретить с родителями, а не за сто километров от Москвы.
— За пятьдесят. Мы же туда на машине едем.
— На твоей-то колымаге?
— Могу заказать для тебя тыкву на колёсах.
Девушка молча забирает у него мешок, из которого он вытащил тулуп, и вынимает оттуда серебристую шубку и накладную косу.
— И вообще, — не сдается парень, — зачем ты записалась на практику, если у тебя болит нога?
— Это мой долг — веселить больных детишек, — гордо говорит девушка.
Она прикалывает косу и расправляет шубку.
— А я думал, затем, чтобы к Пал Палычу на курс попасть, — бурчит парень, — он ведь любит тех, кто по больницам детей развлекает.
— Что-что?!
— Ничего.
— Не судите по себе, юноша. Я лично развлекаю детей, потому что это очищает мою карму.
Девушка бросает взгляд на лестницу, которая уводит к нам, в нейрохирургическое.
— Вот только ЭТИХ не люблю. У которых химия.
Я чувствую, как напряглась рядом Аня.
Парень поднял посох и уставился на Снегурочку.
— Почему?
— Их невозможно заставить смеяться. Хоть об пол бейся. В глазах такая тоска… Мне их так жалко, так жалко. Вчера в РДКБ я расплакалась, и у меня тушь потекла. А запасной не было.
— Это горе, — согласился парень, — ну, что, Снегура, тебя наверх на руках тащить?
— Зачем?
— У тебя же нога болит.
— Нет, я потерплю. Ради больных детишек.
Они отправились наверх, так и не заметив нас в Галюхиной каморке.
Наше убежище сразу перестало напоминать Олимп. И нектар — не нектар, а подкрашенная чаем ржавая вода. И Галюха — никакой не Зевс, а толстая вахтёрша, спящая лицом к стенке. Правда, пакетик так и висит над её спиной. Хороша вахтёрша, пропускает сюда всяких отвратительных личностей. Чтобы не встречаться с Аней взглядом, я отвернулась. И разглядела на полу что-то светленькое.
— Ань, там какой-то листик. Наверное, у Снегурочки из сумки выпал.
Аня не повернула головы. Всё смотрела вслед студентам из театрального.
— Снегурочка хромать забыла, — наконец сказала она, — тоже мне, актриса.
Я выбралась из каморки и выудила из-под гардеробной стойки листок с цифрами. Билет на поезд. До Хельсинки.
— Давай билетик парню отдадим, — предложила Аня, — пусть знает, что его Снегура не с родителями Новый год собралась встречать.
— Погоди, — ответила я и погладила Жучка, примостившегося у меня на плече, — есть идея получше.
Я вернулась в каморку и задула спонсорскую свечку.
Дальше все получилось и смешно, и стыдно, и неудобно.
Мы обогнали студентов на лестнице. Представились. Что вы, что вы, никакой химии, никаких шунтов! Просто мы упали с кроватей и нас держат с подозрением на сотрясение мозга. У нас лёгкое заболевание, не беспокойтесь. Можно, мы донесём ваши мешки? Спасибо!
Пока Тося обрабатывала руки студентов дезинфицирующим раствором и заставляла надеть бахилы (длинные, тряпичные, тёмно-зелёные), мы положили мешки на кресло-каталку и нашли в палате Серого.
— Вот что, — сказала я, — есть билет до Финляндии. Поедешь? Хотя ладно, ты же в Грецию собираешься. Предложу кому-нибудь другому.
— Почему? — встрепенулся он. — Я и в Финляндию… С удовольствием! А когда?
— Сегодня вечером. Снегурочку видишь? Она едет обратно к Деду Морозу в Лапландию.
— Ты же сказала — в Финляндию?
— Это одно и то же. У неё есть лишнее место. Только нужно пройти испытание. Залезай в пустой мешок и сиди тихо.
— А если я захочу пошевелиться? Или почесаться?
— Чешись, когда стихи начнут читать.
Мы засунули щуплого Серого в пустой мешок из-под их одежды, снова уложили на кресло, а сверху прикрыли мешком с подарками. На ощупь в нём — одни раскраски, даже без фломастеров.
— Здравствуйте, ребятки! — загремел Дед Мороз у дверей. — Мы приехали к вам с Севера!
Снегурочка улыбалась так, словно её фотографировали для дорогого журнала.
Они начали обходить палаты. Мы шли за ними по пятам. Интересно, а чему удивлялась Снегурочка? Не только нейрохирургических, никаких детей не рассмешишь дурацкими прибаутками, стихами-нескладушками («кто маму слушал, тому подарков — воз») и загадками для грудничков («хвост с узорами, сапоги со шпорами, кто это?»). У нас тут двухлеткам мамы читают «Чиполлино», потому что всё для их возраста уже ЧИТАНО-ПЕРЕЧИТАНО. Детки же к постели своими капельницами привинчены, вот им и читают вслух сутками напролёт.
Но сейчас вокруг Деда Мороза и Снегурочки собралась толпа хихикающих детей. И дело было не в раскрасках и фломастерах, а в Сером, который яростно дергался в мешке, стоило ему заслышать «Песню про ёлочку», которую Снегурочка старательно исполняла в каждой палате. Наверное, чесался.
— У них там две сумасшедшие кошки, — шепнула я малышам.
Те засмеялись.
— Ты Серёжку не видела? — спросила Тося. — Не могу найти. Ему вечерний антибиотик вколоть надо.
Тут меня будто кольнуло изнутри, но я не обратила внимания. Подошла к ребятам из палаты Серого и сказала:
— Видали, у Деда в мешке запасная Снегурочка шевелится? Вдруг эта сломается?
Те прыснули, не отрывая взгляда от мешка.
— И всё-таки, что там? — удивилась моя мама.
— Они из санэпидстанции, — поделилась я, — полный мешок крыс, видишь, наловили в подвале.