Записка, которую Д.Э. Саммерс передал компаньону, состояла всего из одной фразы.
«Сэр, давайте смоемся!»
Мрачное небо раздирали молнии, грохотал гром, океан ревел, через палубу хлестали волны, по доскам лилась вода, блестя при тускло-желтом качающемся свете палубных фонарей. Отовсюду раздавалось бормотание – по-ирландски, по-английски, по-португальски: «Господи! Господи, помилуй! Помилуй нас, Господи!»
Сидя на корточках возле грот-мачты, Джейк торопливо связывал лопнувший слаблинь. Его единственным пожеланием было как можно скорее оказаться в кубрике, надеть сухое и завернуться в одеяло, а там будь что будет. Ничего не было видно и Джейк вдруг понял, что это от того, что перед китобоем выросла зеленоватая стена воды. Бушующий океан озарило несколько молний сразу. Вал с силой ударил в корму, понесся по палубе. Волна ударила в спину, сбила с ног, отрывая руки палубного от поручней, Джейка понесло вперед и швырнуло об основание фок-мачты.
Снизу кричали: кого-то из матросов смыло за борт.
– Матерь Божья, – бормотал Коуэн, разматывая брошенный кем-то из товарищей штерт и обвязывая себя за талию, чтобы не последовать за несчастливыми товарищами, – помилуй нас, грешных, матерь Божья!
Он бросил штерт палубному и тот последовал его примеру. Джейк предпочитал не отвлекаться на беседы со Всевышним – «Матильда» дала течь сразу в двух местах. Худое, не знавшее стирки шерстяное одеяло превратилось в недостижимую мечту. Вместе с пахнущими козлом сухими носками.
«…Ко всем чертям! – думал искатель приключений. – Если только посчастливиться остаться живыми. Ко всем чертям».
Гудя натянутыми снастями и заваливаясь с борта на борт, «Матильда» ныряла в гигантские волны.
Шторм утих под утро. Качка не прекратилась, но теперь она была совсем другая: ровная и спокойная, «как надо». Волны все еще были велики, но уже не хлестали бешено, а только перекатывались одна за другой по поверхности океана. «Матильда» шла под зарифленными марселями. Над течью трудились плотники.
К обеденной вахте М.Р. в камбуз не пришел. К ужину тоже. Джейк успел тысячу раз пожалеть о сделанном. Он не пошел искать компаньона к вечернему отдыху. Стоя у борта, он смотрел в холодные серые волны, то и дело слюнявя ссаженную ладонь.
– Эй, – негромко раздалось за спиной, – на палубе!
И в руке Д.Э. оказалась записка – порядочно помятая и подмокшая.
«Какое счастье, сэр! Я боялся, что вы сочтете меня трусом и плаксой!»
Юнга Маллоу оперся грудью на поручни и тоже уставился в волны. Открыл рот, закрыл, развел руками.
– Да ладно, – сказал Джейк. – Чего уж там.
– Слушай, – отозвался компаньон, помедлив, – а что мы делать-то будем? Ну, там.
– Меня больше волнует, – пробормотал Джейк, – что мы будем делать здесь.
Дюк подумал.
– Ага, – только и сказал он. – Что до меня, то я предпочел бы не драить палубу, а стоять на капитанском мостике с трубкой в зубах.
Д.Э. вынул из кармана штанов веревку, в задумчивости сделал на ней петлю, как показывал покойный Биллингс, и попробовал изобразить узел под названием «баранья ляжка».
– А я, дорогой компаньон, вообще послал бы всю эту корабельную братию в… То есть, я хотел бы сидеть в шезлонге на палубе, читать газету и курить сигару. И чтобы при этом на мне были белые штаны.
– На палубе? – Дюк картинно повернулся. – Знаешь что, по-моему, ты это сгоряча.
Палуба китобоя выглядела крайне негостеприимно.
– Вот ведь черт, – М.Р. Маллоу вздохнул, – ты хотя бы по вантам и все такое. А я…
– По вантам! – фыркнул Джейк. – Дорого бы я дал, чтобы больше никогда не видеть эти ванты! «По вантам», чтоб им ни дна, ни покрышки!
Он посмотрел на компаньона. Вчера Хэннен распорядился, чтобы Д.Э. чесал вон туда и подтянул нок-гордень. Нок-гордень Джейк, между прочим, подтянул, как положено. Это он потом застрял, когда спускаться надо было. Чертовски удачно, что компаньон не видел, как кое-кого снимали с мачты – уже во второй раз. Теперь оказалось еще хуже: кружилась голова, тряслись ноги и при одной мысли, что придется отпустить бизань-гик, охватывал такой ужас, что искатель приключений скулил, как девочка. Отодрать его руки от гика не могли: хватка от страха сделалась мертвая.
Палубный-то матрос палубный, на палубе работает, да только это означает заодно и нижние паруса со всем такелажем.
Матросы, само собой, страшно хохотали. Хэннен, тоже смеясь, сплюнул за борт, вытирая выступившие слезы, махнул рукой и отвязался.
Но радость искателя приключений длилась только до следующего дня.
– И обезьяну можно плясать выучить, – высказался старший помощник.
Все повторилось сначала.
Теперь Д.Э. всеми правдами, полуправдами и совсем неправдами старался исчезнуть подальше от глаз старшего помощника, а если не получалось, изображал такое старание и такую занятость, что тот даже немножко раздумывал, прежде, чем опять загнать его на мачту.
– Я еще даже на стеньге ни разу не был, – небрежно сообщил Джейк. – И, надеюсь, не буду. И нижней мачты хватает.
– Где, – почесал кудрявый затылок Дюк, – ты не был?
Джейк повернулся к гроту.
– Первый марс видишь?
Дюк задрал голову.
– Ага, – сказал он. – Вижу. Высоко, черт.
Компаньон усмехнулся.
– Только и думаешь, как бы штаны сухими остались. До веревки попробуй дотянись, мачта качается, так и ждешь, что рухнет вместе с тобой.
М.Р. Маллоу потрогал шишку на затылке.
– Я бы лучше на ванты, – признался он. – Наверху, по крайней мере, некому кулаками махать. А то мне начинает казаться, что в мои обязанности входит подставлять свою шею каждому, кто проходит мимо и кто не в настроении. Или, наоборот, в настроении.
Каютный вытер нос рукавом. Д.Э. не выдержал, засмеялся.
– Кому смешно, – обиделся Дюк. – А кому больно. Но, собственно говоря, не в этом дело. Вот интересно, мистер Жюль Верн видал когда-нибудь такую штуку как разделанный кит?
– Не знаю, что видал и чего не видал мистер Жюль Верн, – отозвался Д.Э., – а только мистер Саммерс уже насмотрелся, спасибо. Но, собственно говоря, и это не все.
– Да и этого совершенно достаточно, – буркнул М.Р. – А что еще?
Джейк медленно выдохнул.
– Ненавижу, – глухо сказал он. – Ненавижу, когда мной командуют.
– Ой-ой, – протянул Дюк, – какие мы горячие.
Д.Э. закусил губу.
– Придет время, – мрачно сказал он, – и мы будем сами себе хозяева. Чтобы над нами только небо!
М.Р. вздохнул.