– А тапер?
Шустрый чернокожий лихо отбивал матчиш, поворачиваясь иногда, чтобы стрельнуть в публику улыбкой. Зубы у него были белые, как клавиши инструмента, лоснящая коричневая рожа – счастливая, глаза – блестящие, – в общем, заведение не могло желать лучшего. Рояль, «Cтейнвей миниатюр», купили почти новый, семьсот долларов. М.Р. сам выбирал.
– Этот пострадает меньше всех, – Джейк напряженно о чем-то размышлял. – Он днем и после нас в ресторанах играет, а утром, кажется, еще и уроки дает.
Но все-таки повернулся к компаньону. М.Р. грыз ногти.
– Ну, что ты хочешь, чтобы я сделал? – шепотом закричал Джейк. – Всем по пять центов раздал? Ты бы лучше подумал, куда мы сами денемся!
– Ерунда, в соседний город – и хватит. Ты бы лучше подумал, чем заниматься будем!
– Чем заниматься, я пока не знаю, – медленно проговорил Д.Э. Саммерс, – но только сматываться нужно чем дальше, тем лучше.
М.Р. выкатил глаза, почти заткнув за пояс тапера.
– Почему? – мертвея, прошептал он.
– Потому. Потому, сэр, что община, – шепот Джейка сделался зверским. – Этих молокан кучка здесь, кучка во Фриско, кучка где-то еще. Передадут наше описание – и привет, не спрячешься. Свистунофф не зря дергается: мало, что сам засветился, там же три тысячи семьсот баксов общинных денег потрачено! Наш с ним договор теперь черта с два скроешь: это его единственная возможность оправдаться. Обманули, подставили, не ведал, во что втянули, не знал, хотел, как лучше – понимаешь?
– Но подожди! Мы же по закону банкроты! Со всеми бумагами! Имущество описано!
Р.Т. Козебродски хотелось все же подвергнуться законным, а не каким-нибудь иным процедурам.
– Вот это ты им и объясни, – сказал Ланс Э. Лауд. – Сможешь?
Глава тридцать девятая и последняя. Object de l’art
Этого могло не быть. Если бы только двое джентльменов не воспользовались приглашением Джорджи пожить немного в доме ее бабушки. Дюк еще, когда бумажку с адресом «Сан-Хосе, …» увидел, не хотел.
– Надо совсем с ума сойти, чтобы туда возвращаться! – возмущался он.
– А жить где? На улице? Две таких ночи – и мы бродяги. Нет, я вас понимаю, сэр: тюремная камера – какое-никакое жилье, да и от кредиторов прятаться удобно…
Он как-то даже умолк.
– … но согласиться не могу!
Дюк попробовал возразить, что зачем же ночевать в одном и том же месте, можно в разных. Джейк ответил, что «бродяга» будет написано большими буквами на спине костюмов на третьи сутки. И кстати прибавил, что настоящим бродягам, особенно беглым из тюрем, и вообще всякому сброду, очень понравятся двое чистеньких типов. Ну и что, что имущества – саквояж с парой полезных безделушек. Им-то ведь не сообщили о банкротстве «Лауд и Козебродски»!
Дюк вздохнул. Переупрямить Д.Э. можно, конечно, если постараться, но…
– Это гибель, – обреченно сказал он. – Все. Нам конец. Не понимаю, кстати, почему вас так смущают два месяца за бродяжничество? Это лучше, чем петля. Так хоть две ночи на свежем воздухе – напоследок. А если еще повезет, да нас не сцапают…
– …то вы со своим воспалением легких как раз годитесь для ночевок под открытым небом.
– Ничего себе! Это когда было!
– Иди в зад.
Свистнул поезд, сообщая, что те, кто думает слишком долго, могут на него и не успеть.
– Я знаю, почему тебе туда хочется, – сказал Дюк, когда двое джентльменов, упали на сиденья и отдышались.
– Потому что у нас нет другого выхода!
– Ничего подобного. Ну, ты и дальше будешь серьезную рожу, или уже признаешься?
Д.Э. так изумленно прижал ладони к груди, а потом выставил их вперед, как бы говоря, что решительно не понимает, в чем ему признаваться, что не грех было и поверить.
– В том, что тебе до смерти хочется вернуться на то же самое место, и отыграться! – обвинил М.Р. – Тем более, такой случай!
– Ну, юноша! – приопустил веки Д.Э. Саммерс. – Вы же сами видите: обстоятельства складываются именно так. Случайно, если только мне не изменяет память, не бывает вообще ничего. Отсюда вывод: и это тоже не случайно! А там, кстати, живет не только пара сотен наших бывших клиентов, но и доктор Браун! Которому я должен вернуть пять баксов!
Если бы Д.Э. на этом месте прекратил умничать, и не начал разглагольствовать о долге, который платежом красен, может быть, и обошлось.
* * *
Большая Лотерея в пользу городского Общества слепых и слабосоображающих. Разыгрываются:
серебряный кофейный набор (кофейник, молочник, сахарница – с непроливающимися крышками)
Заводная канарейка в клетке
набор гуркских кинжалов
ящик русского мыла.
Главный приз – бесценный object de l'art
Владелец лотерейного билета может по своему желанию получить стоимость вещевого выигрыша наличными.
Для получения призов обращаться: 661, Вашингтон-стрит
«Эль Центро», вторник, 1 августа 1909 г.
Из магазина председателя городской управы Макферсона слышался нарастающий гам: председатель только что обнаружил, что явился за призом в собственный магазин, пятеро горожан громко требовали свой выигрыш, а остальные полсотни просто пришли посмотреть. Большая часть в магазин не влезла, и волновалась, пытаясь не высмотреть, так выспросить, что же происходит, снаружи.
– Вот эти, кстати, могли бы не возмущаться, – сказал Д.Э. Саммерс. – Они свое зрелище получат. Ну, где же object de l'art?
– Погоди ты, – у М.Р. тихонько раздувались ноздри. – Ты же знаешь: никто здесь никуда не спешит.
– Ну! – выдохнул Джейк.
Из-за угла повернул почтовый фургон, из которого выпрыгнули двое: почтальон и молоденький парнишка, кряхтя, вдвоем, вытащили из фургона здоровый запечатанный ящик, весь уделанный надписью: «Осторожно! Хрупкий предмет!», ужаснулись, что перепутали «Верх» и «Низ», и затем бережно внесли в магазин.
Сначала было очень тихо. Почтовый фургон уехал. Потом компаньонам послышался гул, как будто аплодисменты в театре. Гул нарастал – похоже, аншлаг. Захохотал мальчишка и тут же умолк.
Двое джентльменов спрятались.
С бычьим ревом, расталкивая толпу, из магазина выскочил Макферсон. За ним продирался смотритель училищ и казначей Менцель. Менцель, хоть сложения был хрупкого, подскочил к Макферсону, схватил его за ворот и стал кричать:
– Я вам так этого не спущу! Вы думаете, что раз вы второй раз председатель городской управы, то вы можете себе позволить издеваться?
– Что? – хрипел Макферсон, освобождаясь с помятым воротником и скособоченным галстуком. – Что вы несете! Кто-то пустил слух, что лотерею устроил я! Я думал, это ваших рук дело!