– Ликует. Южане ждут не дождутся этой войны и взирают на Мейсона и Слайделла, как на великомучеников. Британия уже признала Конфедерацию свободной и суверенной державой. Обе стороны уже поговаривают о военной помощи.
Толпа вдруг разразилась громкими криками, вспыхнули новые факелы, озарившие цепь солдат, охраняющих Белый дом. На Потомаке светились огоньки сторожевых судов, а еще дальше – огоньки других кораблей и лодок.
–Пойду в дом, – промолвила Мэри. – Понимаю, это глупо, вечер такой теплый, но я вся дрожу.
– К несчастью, у нас гораздо больше поводов, чтобы дрожать.
В доме дожидался министр военного флота Уэллс, поправляя парик перед зеркалом. Мэри безмолвно проскользнула мимо него.
– Как я понимаю, военный флот, как всегда, на высоте, -сказал Линкольн.
–Как всегда. Кольцо блокады на своем месте и стягивается все туже. До меня только что дошла весть, что бывший военный министр сел на корабль, чтобы пуститься в дальнее плавание до Москвы.
– Я решил, что из него выйдет отличный представитель нашего правительства при русском дворе.
– Уверен, скоро он примется продавать царю разводненный акционерный капитал, если будет выступать в своем амплуа, – громко рассмеялся Уэллс. – Любопытно, что они подумают о криводушнейшем из политиков Соединенных Штатов?
– Я удостоил его этой награды не без колебаний.
На это звание претендовала невероятная уйма других.
Тут в комнату заглянул Джон Николай.
– У дверей дожидается военный министр, сэр. Интересуется, нельзя ли ему повидаться с вами на пару минут?
– Разумеется. – Линкольн повернулся к Мэри. С улыбкой пожав ему руку, она удалилась. Слушать разговоры о войне сегодня было выше ее сил.
– Вы не принесли мне дурных вестей, мистер Стэнтон? – осведомился Линкольн у нового члена своего кабинета министров. Они со Стэнтоном редко виделись с глазу на глаз, но после своего некомпетентного предшественника Камерона Стэнтон являл собой прямо-таки образчик результативности.
– К счастью, нет. Я только что закончил совещание со своим персоналом и полагал, что надобно вас известить об итогах. Мы ничего не можем поделать, пока планы англичан не прояснятся. Поскольку мы в настоящее время уже пребываем в состоянии войны, то, полагаю, готовы, насколько это возможно. Однако предпринимаем и специальные меры на севере. Линия границы там весьма протяженна и плохо защищена. Мобилизованы ополченцы, до сих пор находившиеся в резерве, и приведены в состояние боеготовности. Ситуация на море лучше известна Уэллсу.
– Как и вы, мы приведены в состояние полной боеготовности. Единственный факт, утешающий меня в эту черную годину, что после Крымской войны англичане подзапустили свой флот.
– От генерала Халлека никаких вестей? – поинтересовался президент.
– Есть вести. Он телеграфировал, что занял свой новый пост во главе Северного округа в Нью-Йорке. Как и было согласовано, генерал Грант занял его место в округе Миссисипи. Шерман находится при нем, и совместно их армии образуют надежный барьер против любых поползновений мятежников.
– И теперь нам остается только ждать.
– Совершенно верно…
В коридоре послышался топот бегущих ног, а затем Джон Хей ввалился в двери, даже не постучав.
– Господин президент, депеша из… из Платсберга, штат Нью-Йорк. Задержалась, телеграфные провода к югу от этого города перерезаны.
– И что там сказано?
Хей принялся читать принесенную бумагу, поперхнулся словами, но в конце концов выдавил:
– А… атакован британскими войсками. Полковник Янделл, Платсбергское добровольческое ополчение.
ВТОРЖЕНИЕ!
Должно быть, войска шли вею ночь. Потому что на рассвете они уже шагали по полю, подошвами сапог попирая всходы пшеницы. Часовой вызвал полковника, и тот вышел, растирая лицо и заспанные глаза.
– Красномундирники! – Он захлопнул рот, осознав, что таращится на них, как юная барышня.
Они медленно маршировали через поле к американским позициям, построившись в две цепи, затем по команде остановились. Их пикеты находились впереди, прячась среди деревьев и складок местности. На обоих флангах располагались кавалерийские отряды, а в тылу – приближающиеся по дороге полевые орудия. Стряхнув с себя оцепенение, полковник Янделл крикнул:
– Сержант, подымайте роту! Я хочу передать сообщение для…
–Не могу, сэр, – сумрачно отозвался сержант. – Попытался телеграфировать, как только их увидал, но провод, наверно, порван. Очень много кавалерии. Они легко могли обойти нас ночью и перерезать провода.
– что-то надо делать. Вашингтон должен знать, что здесь происходит. Возьмите кого-нибудь, возьмите Андерсена, он знает здешние края. Воспользуйтесь моим конем. Это наш лучший скакун.
Полковник быстро нацарапал в блокноте записку, вырвал листок и отдал его солдату.
– Доставьте это на железнодорожную станцию в Киссвилле, на тамошний телеграф Пошлите в Вашингтон. Скажите, чтобы известили всех, что мы подверглись нападению.
Полковник Янделл мрачно оглядел своих солдат. Необстрелянные добровольцы, молодые и напуганные. При одном лишь виде стоящей перед ними армии почти потеряли рассудок от страха. Некоторые уже понемногу начали пятиться назад; один рядовой заряжал свой мушкет, хотя он уже зарядил его двумя зарядами. Отрывистые приказания Янделла встретили ошеломленное, неохотное повиновение.
– Полковник, сэр, смахивает на то, что сюда кто-то приближается.
Поглядев через ближайшую бойницу, полковник увидел офицера, верхом неторопливо приближающегося к укреплениям и выглядевшего весьма живописно в своей красной форме с золотым шитьем. Рядом с ним шагал сержант, держа поднятую пику с наколотым на нее белым флагом. Вскарабкавшись на верх стены, Янделл молча следил за их медленным приближением.
– Вы зашли достаточно далеко! – крикнул он, когда они достигли основания склона перед укреплениями. – Чего вы хотите?
– Вы здесь командир?
– Я. Полковник Янделл.
– Капитан Картледж, Сифортские горцы. У меня послание от генерала Питера Чэмпиона, нашего командира. Он извещает вас, что в полночь британское правительство объявило войну. Моя страна сейчас находится в состоянии войны с вашей. Он приказывает вам сложить оружие. Если вы подчинитесь его приказаниям, он дает слово чести, что никому из вас не будет причинен ни малейший вред. '
Офицер цедил слова с ленивым высокомерием, положив одну руку на бедро, а вторую – на рукоять сабли. Мундир его сверкал золотым шитьем, по кителю сверху донизу шли ряды золотых пуговиц. Янделл вдруг мучительно устыдился своего пыльного синего мундира, своих домотканых брюк с громадной заплатой сзади и ощутил всколыхнувшийся в душе гнев.