Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века | Николай Воскресенский | страница 140 | LoveRead.ec

Кроме того, в деятельности главы христианского государства следует различать возможность двоякого его отношения к вопросам церковно-религиозным. Первое – государственный деятель может быть внутренно глубоко и искренно верующим человеком и соответственно с этим своим настроением направлять дела церкви, поскольку они подлежат его воздействию; второе – он может сам лично не иметь внутренней религиозности, быть индифферентным в вопросах веры, но в делах церкви, в управлении ею считать полезным использование религиозной настроенности общества, сложившейся церковной организации, накопленных ею богатств и выработанных с помощью духовенства моральных устоев и вследствие этого интересоваться состоянием веры и церкви в его время, поддерживать своею властью церковные учреждения и направлять их в интересах народа, на общее благо.

Принимая во внимание указанные положения, изучим религиозные воззрения Петра и [то] направление правительственной его деятельности, держаться которого он считал себя обязанным в делах церковных как христианин и глава церкви.

Приступая к изложению вопроса, следует еще установить наличие одной чрезвычайно важной, основной черты в характере Петра, [а] именно его искренности и правдивости и вытекающего из них отвращения ко лжи, лицемерию и ханжеству. Все собственноручные писания Петра, тексты его законов, публицистические его работы, редакторские указания авторам религиозно-моральных сочинений проникнуты требованием правды, разоблачением и преследованием лжи, лицемерия и ханжества. В его собственноручном трактате, посвященном толкованию десяти заповедей Моисея, содержится специальное и непропорционально большое изложение видов, возможностей, а также [свидетельств] широкого распространения гнусного порока – ханжества. В конце этого своего рассуждения царь делает вывод: «И тако не всякий грех может ханжество употреблять при своем [совершении], а ханжество – все».

Укажем несколько примеров из приведенных им в подтверждение этого его жизненного наблюдения. Толкование на шестую, по счету Петра, заповедь – «Не прелюбы сотвори»: «Кто бы мог муж незнаемого человека к жене допустить, а особливо доброго и хорошего, а ханжу, еще и под руку приняв, отведет для благословения и пророчества и, провожая назад, руки выцелует и накланяется, считая за великую себе добродетель (что такого адского сына в свояки себе принял)». Толкование на седьмую заповедь – «Не укради»: «Не токмо (ханжи. – Н. В.) одною рукою, но духом и обеими все крадут».

Чрезвычайно характерны также примеры Петра для доказательства противоположного утверждения: «…не всякий грех может ханжество употреблять при своем (совершении. – Н. В.)». «Когда б из шумниц^[1289] кто пришел на кабак святым образом, – пишет Петр, – и не стал бы пить и шалить с ними, все б от него побежали; когда б охотник молодой до Венуса пришел бы в компанию девиц в ханжеском образе, ни у одной бы дружбы не сыскал». В заключение царь-моралист предупреждает своих подданных: «Наконец, Христос спаситель ничего апостолом своим боятися не велел, а сего весьма велел: “блюдитеся”, рече, от кваса фарисейска, еже есть лицемерие»^[1290].

Если, по мнению Петра, не всякий может в ханжеском образе отправлять свои действия, то естественно нам поставить вопрос: [а] государственный деятель «может [ли] ханжество употреблять» в своей деятельности? Да, может, и притом весьма успешно, – и он сам, и историк, его бытописатель. Поэтому для правильного понимания правительственных мероприятий Петра исследователь должен на основании документальных данных установить факт, «ханжеским [ли] образом» или вполне искренно правил он делами церкви и пользовался религиозными мотивировками при управлении светскими делами. Как было отмечено выше, простота, грубоватая прямота, правдивость, искренность и честность, а также великодушие – вот основное настроение в его [Петра] собственноручных писаниях и весьма заметные мотивы правительственных его действий. А эти черты и мотивы исключают ханжество и лицемерие в характере человека и правителя.

Мы считали нужным установить указанную черту в характере Петра потому, что в его законодательных актах, административных распоряжениях, в судебных резолюциях он отводил весьма заметное место религиозным мотивам: призывал Бога во свидетели, грозил судом Божиим и т. п. И, только установив искренность таких его приемов, мы найдем правильное понимание многих собственноручных писаний Петра, которыми он как правитель государства, глава церкви, учитель и воспитатель народа убеждал своих подданных при переустройстве и перевоспитании современного ему общества.

Сын своего времени и народа, Петр был религиозен, внутренно и убежденно. Его мировоззрение, как видно из собственноручных его писаний, было освещено целью высокого религиозного служения народу, облечено в библейские образы и вовне выражено языком, который отличался всеми особенностями старой славянской речи. И эти характерные признаки внутренней природы Петра отличают его настроение и писания не только в годы зрелости и последние десятилетия его жизни, но и в юношеский период.

Приведем несколько характерных в этом смысле его писаний. В 1697 году, 10 сентября, Петр пишет из-за границы московскому патриарху Адриану собственноручное послание, в котором, объясняя свои цели и планы, выражает преданность православной церкви:

О нас же, аще соизволишь ведать, и мы в Нидерляндах, в г[ороде] Амстелдаме, благодатью божиею и вашими молитвами при добром состоянии живы, последуя слову божию, бывшему к праотцу Адаму, что чиним не от нужды, но доброго ради приобретения морского пути, дабы, искусясь совершенно, возвратяся, против врагов имени Иисус Христа победителями, а христиан, тамо будучих, освободителями благодатию его быть, чего до последнего издыхания пожелав, церкви святой и вашим молитвам предая себя, Piter^[1291].

Другое послание, относящееся к тому же периоду, адресованное уже к патриарху Иерусалимскому Досифею, разъясняло последнему причины уничтожения стрелецких войск в России и образования «при помощи божией» новых полков. Письмо свое Петр закончил характерным текстом, выражавшим и сущность его земной политики, и одновременно его воззрения на служение Богу: «Вам же как за святое ваше заступление христиан, так и за неусыпное радение, проведывание, утешение, утверждение нашему послу, там будучему, Бог всеблагий да дарует вам венец души, зде же лета многа, здрава и благополучна». Далее Петр, любя свой народ и служа ему, шлет патриарху, патриоту и защитнику своего народа – греков, надежду на избавление его вместе с народом из-под власти поработителей – турок: «И да сподобит (бог. – Н. В.) ваши очи видеть избавление людей своих, яко Моисею. От нас же благодарение и неотменность души и сердца. Аминь»^[1292].

Не будем специально приводить выписки из многочисленных и весьма ярких собственноручных писаний Петра за последующий период – они будут цитироваться ниже по другим поводам; из них можно видеть, что в его взглядах и в государственной его деятельности вера в бога, [в] его закон, промысл, воздаяние за добро и суд за неправду, занимала руководящее место. При этом необходимо констатировать, что упоминание Бога и Его закона в писаниях Петра не являлось только обычным и привычным оборотом речи, не было также ничего не значащим, бездушным выражением. Подобное отношение к имени Божиему он считал греховным и недопустимым. В толковании заповедей Моисея на вторую заповедь: «Не приимеши имени господа Бога твоего всуе» – он указывает причины этого столь широко распространенного греха – отсутствие страха божия и невежество: «Кто страха божия не имеет и все почитает легко; другие – от незнания учения»^[1293].