Больно-то как.
– Пойдем, – я протянула ей руку. – Тебе нужно к целителю.
Изумление, отразившееся в темных глазах, перебило шуршание песка:
– Мадам, эта девочка останется здесь до вечера.
– Я приехала с тем, кто вам платит, – слова срывались с губ хлесткие, как пощечины. Повернулась, пригвоздила мадам Крысу к стене – не тьмой, так хоть взглядом. – Я жена того, на чьей земле вы живете. Как думаете, останется она здесь до вечера или пойдет со мной?
Не дожидаясь ответа, взяла хрупкую ладонь в свою и помогла девочке спуститься. Ледяная рука, посиневшие губы. Она не дрожала от холода только потому, что вцепилась ногтями в локти. Платье застегивать не стала, чтобы не причинять лишней боли, стянула накидку и закутала в нее. Ступать приходилось осторожно: большая часть волочилась по полу, того и гляди наступлю и стяну вниз.
Мадам Крыса вздернула подбородок так, что грозила проткнуть им меня насквозь. Когда мы поравнялись, ладошка в моей руке напряглась, и я остановилась.
– Я буду приезжать часто, – заявила, глядя в бесцветные глаза, – и не дай Всевидящий вам отыграться на этой девочке или на ком-нибудь еще. Я сделаю так, что вы не найдете работу не только в Лавуа, но и во всей Вэлее.
Пока что я смутно представляла, как это у меня получится, но та попятилась и даже ощутимо сжалась, словно из нее незримым ударом выбили весь воздух. Видимо, в моих глазах сверкнуло отражение глубинной тьмы или что-то пострашнее. Впрочем, неважно.
Мы быстро петляли по коридорам – теперь мадемуазель Риа летела на всех парусах, вышли на лестницу, и все это время я не отпускала худенькую ладонь. Девочка шагала рядом молча, не жалуясь и не прося замедлить шаг, поэтому я сама иногда делала вид, что запыхалась. Потом мы снова прошли по дорожкам, минуя парк, и оказались перед первым зданием.
Разумеется, в Равьенн не было целителя, а тщедушный старичок с суровой складкой между бровями наверняка в прошлом работал аптекарем. Он развернул «сверток», глянул на спину девочки и сокрушенно прицокнул языком. Потом усадил ее на стул и направился к шкафчику, где стояло множество баночек и склянок самых разных цветов и размеров. Здесь, в этой небольшой комнатке, пахло зельями и снадобьями, бледно-голубые стены замкнули нас в светлую коробку с прорезями-окнами. За приоткрытой дверью виднелось помещение побольше, с длинными рядами кроватей.
– Школьный лазарет, – шепнула мадемуазель Риа.
Впрочем, мне сейчас было не до разговоров, внутри все кипело и дрожало от ярости. Я увела воспитательницу в коридор и закрыла за собой дверь: девочка и так достаточно настрадалась, чтобы сейчас еще морщиться от боли во время лечения у нас на глазах. А мне срочно нужно кое с кем поговорить. Воспитательницы, разумеется, наслаждаются своей властью, но с чьего молчаливого позволения это происходит – и так понятно.
– Отведите меня в кабинет мадам Арзе.
– Но ведь его светлость… – та осеклась и поспешно кивнула, предлагая следовать за ней.
Здесь коридоры были значительно шире, светлее, а главное – веселее, в персиковых обоях с узором. Видимо, преподавательский состав в смирении и воспитании нравственных качеств пополам с добродетелью уже не нуждался. Хотя я бы с этим поспорила.
– Мадам Горинье, конечно, строга, – моя сопровождающая заговорила первой, – но с ними иначе нельзя, мадам. Особенно с такими, как Софи. Она дочь нонаэрянки, а вы же знаете этот народ – все как на подбор мошенники да воры. Для них нет ничего святого, и если такую девочку не воспитывать в строгости…
Софи?
Имя ей удивительно шло: такое же хрупкое и в то же время надежное. Звучное. Сильное.
– Старшие девочки временами перегибают палку, но Софи и впрямь часто дерзит.
Неудивительно. Если она дочь кочевого народа, к неволе они не привыкли, и уж тем более не привыкли терпеть понукания и приказы.
Дверь в кабинет мадам Арзе была украшена табличкой с ее именем, с виньетками и золотым тиснением. Я постучала и, оставив мадемуазель Риа за спиной, вошла. Первым делом в меня вонзился взгляд Вероник. Директриса, бледная как лист бумаги для чистописания, и молодая светловолосая воспитательница со сложенными на юбке руками – очевидно, та самая, что позволила девочкам излишки маленьких радостей, – посмотрели на меня одновременно. Только потом повернулся сидевший у камина Эльгер. Отставил чашку и неспешно поднялся.
Холодный. Очень холодный взгляд.
– Леди Тереза. Мне кажется, я обещал присоединиться к вам чуть позже.
Сердце с силой ударилось о ребра, но я даже не подумала опустить глаза.
– Боюсь, дело не терпит отлагательств. Вы знаете, что в Равьенн издеваются над воспитанницами?
Замерли все. Даже Вероник приподняла бровь – видимо, ей стало интересно, чем все закончится. Девушка, которую отчитывали, приоткрыла рот, но тут же подобралась, стоило герцогу шагнуть ко мне. Эльгер сложил руки за спиной и сейчас смотрел на меня, наклонив голову. Как на насекомое, которое внезапно выросло до человеческого роста и заговорило.
– И в чем же заключаются издевательства, позвольте спросить?
– Телесные наказания. Позорный стул. Лишение отдыха. Попустительское отношение к здоровью детей.
– Это неправда, – запинаясь, пробормотала мадам Арзе, которая побледнела еще сильнее. – Все воспитательные меры, которые мы принимаем…
– Воспитательные меры? – я повернулась к ней. – Высечь ребенка и поставить ее полуголую на стул в насквозь промерзшей комнате – это для вас воспитательные меры?!
– Это какое-то недоразумение…
– Единственное недоразумение здесь – это ваши воспитательницы, которые считают, что…
– Достаточно! – Жесткий голос Эльгера рассек воздух с силой металлического прута. – Леди Тереза, мы вернемся к этому вопросу позже.
Я глубоко вздохнула. Присела в реверансе и бросила на него взгляд из-под ресниц.
Посмотрим, что ты на это скажешь, благодетель!
– Простите, ваша светлость. Я наслышана о вашем милосердии и предполагала, что мы решим этот вопрос сразу же. Не представляю, как такое могло случиться именно в Равьенн, но случись вам увидеть то же, что и я, вы бы были вне себя от негодования.
Вот теперь его глаза сверкнули колотым льдом.
– Мадам Арзе, где мы с графиней можем переговорить наедине?
– Соседняя комната для отдыха, – поспешно пробормотала та.
Только сейчас я обратила внимание на небольшую аккуратную дверцу справа от стола директрисы. А еще на странную тень, скользнувшую по лицу Вероник.
Эльгер медленно приблизился и предложил мне руку, жестом приказав своей ручной змее оставаться на месте. Церемонно распахнул передо мной дверь комнаты отдыха, но как она закрылась, я уже не услышала. Боль взорвалась в висках и побежала по венам вместе с кровью. Из горла вырвался странный звук, еле слышный, шипящий. Волны убийственной магии прокатывались по телу, перед глазами все расплывалось цветными пятнами. Я не то что пошевелиться – вдохнуть не могла, только цеплялась пальцами за ковер… и понимала, что не помню, как и когда оказалась на этом ковре. Обстановка смазалась и превратилась в раскаленное марево. По венам словно бежала лава, которая по какой-то странной причине не спалила меня изнутри.