Балтийская рапсодия - читать онлайн книгу. Автор: Александр Харников cтр.№ 24

Где-то часа через два в районе Красной Горки мы обнаружили казачий разъезд. Кони станичников, напуганные ревом двигателей бэтээров, заржали и прянули в сторону. Казачки с трудом успокоили их. Мы остановились и заглушили движки. Ротмистр Шеншин выбрался из БТР, подошел к настороженно наблюдавшим за нами казакам и переговорил о чем-то с хорунжим, который командовал этим разъездом. Похоже, о Шеншине того уже предупредили, или они просто когда-то раньше встречались.

Во всяком случае, хорунжий, закончив беседу, козырнул ротмистру, Шеншин лихо взобрался на броню, и наши бэтээры тронулись в сторону Ораниенбаума, сопровождаемые одним из казаков.

К воротам Большого, или, как его еще называли, Меншиковского дворца мы подъехали со стороны главного фасада. Было уже около половины шестого утра. Шеншин о чем-то переговорил с вышедшим ему навстречу начальником караула, после чего мы въехали мимо Картинного дома прямиком в Нижний сад, где и остановились. Морпехи выбрались из бронетранспортеров и с любопытством огляделись по сторонам. Некоторые уже были здесь в XXI веке и теперь сравнивали внешний вид дворца, который был в пропавшем неизвестно куда будущем, с тем, который сейчас был перед ними. Надо сказать, различия были не такие уж большие. Во время войны немцам так и не удалось ворваться в Ораниенбаум, и от вражеских обстрелов пострадали лишь Китайский дворец и Катальная горка.

– Господа, – сказал подошедший к нам подпоручик, опасливо поглядывая на наши боевые машины и стоящих рядом с ними морпехов. – Я попрошу вас и ваших людей немного обождать здесь. А вам, господин майор, и вам, господин капитан, я предлагаю пройти со мной.

Мы вчетвером отправились в сторону восточного флигеля дворца, где, как оказалось, находилось караульное помещение.

– Господа, – улыбнувшись, произнес ротмистр, когда мы вошли в караулку, – позвольте вам представить моего кузена, подпоручика лейб-гвардии Волынского полка Ивана Тимофеевича Алексеева.

Мы поздоровались с подпоручиком и представились. Тот с удивлением посмотрел на нас, а потом на ротмистра.

– О своих приключениях я расскажу тебе чуть позже, – сказал ему Шеншин. – А пока попрошу проводить меня на станцию телеграфа. Надо срочно передать государю важные сведения. Ты же распорядись, чтобы боевые машины, на которых мы приехали, убрали подальше от лишних глаз. И еще господ офицеров и их людей неплохо бы накормить.

Подпоручик кивнул и скомандовал караульным солдатам:

– Блохин, Варварин – определите эти самодвижущиеся повозки в каретный сарай, если что, скажете – я приказал. Там есть свободные места, они должны поместиться. А ты, Голубев, проводи господина ротмистра на телеграфную станцию.

Ну, а вы, господа, – обратился к нам подпоручик, – пройдемте со мной. Я распоряжусь, чтобы вашим людям принесли поесть. Господа, попрошу вас быть моими гостями.

Мы вышли из караульного помещения и проследовали за подпоручиком. Краем глаза я заметил, как в одном из окон дворца на мгновение мелькнул чей-то силуэт. Как мне показалось, это была женщина.

В комнате для дежурных офицеров нас усадили за большой стол, и денщик подпоручика Алексеева с удивительным проворством выставил на столешницу глиняные блюда с нарезанной ветчиной, сыром, копченой рыбой, кусками холодной курицы и ломтями хлеба.

– Угощайтесь, господа, – гостеприимно потчевал нас подпоручик, – как говорится, чем богаты, тем и рады. Извините, что еда не столь разнообразна и весьма проста – вы приехали очень рано, и повара не успели приготовить ничего более достойного. А Василий, – подпоручик кивнул в сторону своего денщика, – пока разогреет самовар.

Мы с удовольствием стали есть, поглядывая на подпоручика. Вообще-то я был, если сказать честно, немного прибалдевший – ведь подпоручик этот был, вероятнее всего, моим пра-пра-пра-пра-прадедом. В моем генеалогическом древе имелся некий подполковник Иван Тимофеевич Алексеев, про которого мне было известно лишь то, что родился он в 1833 году, а погиб под Плевной во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Впрочем, кого у меня только не было в предках – даже Голицыны и Оболенские, – когда я впервые услышал «Поручика Голицына», то подумал, что героями этой песни могли быть и мои родственники. Кстати, в моих пращурах числились и Шеншины – надо будет потом наедине поговорить с Николаем Васильичем. Было бы весьма занятно найти общего с ним предка.

Мой прапрадед, подпоручик Алексей Андреевич Сапожников, погиб в Первую мировую, защищая крепость Осовец. Потом разразилась Февральская революция, а за ней и Октябрьская. В Москве стало голодно, и прапрабабушкина служанка Алевтина Ивановна Васильева отвезла моего двухлетнего прадеда Евгения и его годовалую сестру Елену к своей семье в подмосковную деревню. Вскоре из Москвы пришла ужасная весть. В дом вломились налетчики – то ли бандитствующие революционеры, то ли уголовники с «идейной мотивацией». Как бы то ни было, но они убили мою прапрабабушку.

У самой же Алевтины Ивановны было двое своих детей, примерно того же возраста, что и мой прадед. Но в страшном 1919 году вспыхнула эпидемия тифа, и оба они умерли. А прадед с сестрой каким-то чудом выжили. И Алевтина Ивановна заменила им мать.

Потом, когда Аристарх Федорович, муж Алевтины Ивановны, вернулся домой с Гражданской войны, семья переехала обратно в Москву, объявив прадеда с сестрой своими родными детьми. Так мой прадед стал Евгением Аристарховичем Васильевым и в графе «происхождение» писал «из крестьян», что в будущем ему очень пригодилось.

Уже после Великой Отечественной, когда прадед вернулся с фронта, Алевтина Ивановна наконец решилась и рассказала ему и его сестре про их настоящих родителей, а также передала им кое-какие бумаги и немногие семейные реликвии, которые прапрабабка сунула ей, когда Алевтина Ивановна уезжала в деревню. В числе них был лист, на котором было изображено наше генеалогическое древо.

В перестроечные годы многие из нашей родни поменяли фамилии и вступили во вновь созданные дворянские собрания. Впрочем, тогда в них лезли все кому не лень. «Месье Журденов» развелось видимо-невидимо. Например, родители одного моего школьного приятеля вступили в дворянское собрание одними из первых. И с тех пор парень больше ничего не делал по дому – как говорила его мать, «он, в отличие от вас – голубых кровей», – не подозревая, что мы c братьями как раз и были обладателями этой самой «голубой крови». Потом, конечно, обнаружилось, что предки его были не дворянами, а купцами, и из собрания их с позором выставили…

А когда я спросил отца, почему он не спешит вступать в собрание, хотя имеет на это неоспоримые права, он, внимательно посмотрев мне в глаза, сказал:

– Женя, фамилию я менять не собираюсь. Ведь именно Аристарх Федорович и Алевтина Ивановна спасли от смерти и вырастили моего деда, а твоего прадеда. И он всю жизнь считал их своими родителями. А собрание… Что мне там делать? Мы должны гордиться всем тем, чего мы достигли сами. Предков же своих мы чтить будем и безо всякого собрания.

Лист с генеалогическим древом хранился у старшего брата отца – у дяди Алексея. Он подарил мне на двадцать первый день рождения его цветную ксерокопию в красивой рамке. Она так и осталось в моей питерской квартире, а вот ноутбук, с помощью которого я недавно начал заниматься генеалогическими исследованиями, я зачем-то взял с собой в Венесуэлу. И теперь вся эта информация может мне пригодиться…