Кладбище Кроссбоунз - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Родс cтр.№ 30

– И ее семья никогда не узнает, где она умерла.

– Но мы не сдаемся, – ответил Бернс, сверля меня своими крохотными глазками. Наверное, он думал, будто я вот-вот упорхну.

Между тем у него за спиной в оперативном штабе разворачивались события. Список моих любовников, увеличенный до размера листа А3, был распечатан и занял место на доске рядом с фотографиями, чтобы любой при желании мог с ним ознакомиться.

– У меня для вас кое-что есть. Хочу показать вот это, – сказал Бернс и вытащил из папки несколько листов бумаги. – Заключение графолога по тем письмам, что вы нам отдали.

С этими словами он тяжело встал и вышел, давая мне возможность ознакомиться с этим самым заключением. Меня никогда не интересовала графология. В моих глазах это смесь откровенной бессмыслицы и псевдонауки. Однако документ оказался занятнее, чем я предполагала. Начинался он с перечисления фактов. Автор писем пользовался чернильной ручкой со стальным пером и писал с необычайным нажимом. Пробелы между строчками и словами были на редкость схожими. Далее перечислялись черты характера писавшего, приводился его психологический профиль. Из заключения явствовало, что пишущий – личность организованная и целеустремленная, наклон букв влево свидетельствует о склонности к пассивной агрессии и умении до поры до времени держать ее в себе. К заключению были подколоты фотокопии обоих писем. Я снова пригляделась к почерку – действительно, идеально выписанные буквы имели наклон влево. Затем мой взгляд вернулся на первую страницу.

Оказывается, я пропустила самое интересное. В заключении графолога говорилось, что почерк писавшего похож на почерк Рэя Бенсона. Прилагался даже образец этого самого почерка. Похоже, убийца провел изыскания в газетах и в Интернете и откопал фрагменты писем Бенсона. Я закрыла глаза и попыталась вникнуть в то, что только что стало мне известно. Кстати, в документе также было сказано: вероятность того, что аноним пишет своим обычным почерком, меньше десяти процентов. Он имитировал почерк Рэя Бенсона. Я попыталась представить себе этого человека: как он, склонившись над письменным столом, часами терпеливо выводит букву за буквой, – и не смогла.

К полудню мой мозг распух от переизбытка информации. Голова гудела, за глазными яблоками начинала потихоньку пульсировать боль. Какой-то полицейский, на вид лет пятнадцати, предложил мне чаю, после чего сразу исчез. Он явно еще не овладел искусством ведения пустых разговоров.

Альварес по-прежнему выглядел средоточием бурной деятельности. Вокруг него вечно кто-то толпился, ему задавали вопросы, протягивали листки бумаги. Его реакция всякий раз оставалась одинаковой. Он внимательно выслушивал людей и коротко отвечал на вопросы, разумеется, без улыбки. У его коллег наверняка имелось для него немало шутливых прозвищ, например Весельчак, Добрая душа, Рот до ушей или Няша. Вскоре вернулся с чаем полисмен-подросток. Увы, чай оказался немыслимо переслащен, его невозможно было пить.

Я сунула руку в карман и вытащила телефон. Три эсэмэски и один пропущенный вызов. Два сообщения от Лолы, третье, загадочное, от Шона. Он приглашал меня на ужин – кто бы мог подумать! Сказать по правде, я бы на его месте отвязалась от меня и нацелилась на более покладистую особу.

Телефон также зарегистрировал звонок от Уилла, но в голосовой почте осталась лишь пара неразборчивых слов. Голос звучал неестественно, слишком высоко, будто связки натянуты до предела и вот-вот лопнут. Я перезвонила ему, но ответа не получила. Должно быть, брат вернулся в свой автобус, но Бернс и криминалисты его туда не пустили, чтобы он случайно не уничтожил какие-нибудь улики.

– Можете идти домой, если хотите, – заявил Альварес, неожиданно входя в мою каморку. Я все еще просматривала звонки на телефоне. – Как вы себя чувствуете?

– Отлично, как никогда, – ответила я и потерла затылок. – Если не считать того, что мне тревожно за брата.

– Я как раз собирался спросить вас о нем, – сказал Альварес и принялся перебирать бумаги. – Вы не дали нам его адрес.

– Верно, – кивнула я.

– И где он живет?

– Нигде.

Альварес закрыл глаза, будто мой сарказм окончательно добил его.

– Я не шучу, – сказала я. – Обычно он пользуется моим адресом, но своего жилья у него нет.

– Но ведь он, наверное, снимает где-то квар-тиру?

– Нет, не снимает. В этом-то все дело. Обычно Уилл ночует в своем микроавтобусе.

– Ваш брат бездомный? – удивился Альварес и даже скривил губы, словно проглотил что-то несъедобное.

Опомнившись, он тут же попытался придать лицу прежнее безразличное выражение, что далось ему с великим трудом. Оказывается, я не только гадюка, гнобящая своих бойфрендов, но мне наплевать на то, что родной брат спит зимой на улице.

– Я с ним регулярно вижусь, – пролепетала я. – У него есть ключ от моей квартиры, и он часто заглядывает ко мне в гости.

– Тогда почему вы за него тревожитесь?

– Вчера он так и не появился. Его автобус стоит на моем парковочном месте возле дома, но я не знаю, там ли он провел последнюю ночь.

– Давайте рассуждать логически, – сказал Альварес и потер лоб, будто хотел разгладить морщины. – Ваш брат вполне мог провести ночь на той же улице, где обнаружили жертву убийства?

– Возможно, но, по крайней мере, я знаю, что Уилл жив. Он звонил мне сегодня утром.

– С вами всегда так? – Альварес швырнул бумаги на стол. – Почему вы нам ничего не сказали?

– А что я могла вам сказать? Мой брат непредсказуем.

– Он сам волнует меня в последнюю очередь. – С этими словами мой собеседник вернулся в штаб, оставив стеклянную дверь раскачиваться на петлях.

Прошел еще час, но мне никто так ничего и не сказал. Возможно, причиной тому паранойя, но мне казалось, будто все только и делают, что бесцеремонно таращатся на меня через стеклянную перегородку, словно на образчик морской фауны в океанариуме. Впрочем, чему удивляться? Теперь они все до одного в курсе моей интимной жизни и знают, что у меня полусумасшедший брат. Я затруднялась сказать, что читалось в их взглядах: любопытство, возмущение или сочувствие. Зато головная боль из-за глазных яблок переместилась дальше, в затылок.

Я взяла лист бумаги и принялась делать записи, чтобы отвлечься. Эту методику я применяю, когда вижу пациента в первый раз, – фиксирую каждую черточку его характера, любимые словечки и жесты. Обычно это помогает точнее поставить диагноз. Тут меня больше всего интересовало, что преступник пытался копировать совершенные Бенсоном убийства – тот был образцом для подражания. Страдая соответствующим заболеванием, он вполне мог поверить, что способен перевоплотиться в Бенсона, примеривая на себя «подвиги» более сильной личности.

Когда вернулся Бернс, я уже исписала несколько листов формата А4. Вид у старшего инспектора был усталый, хотя большую часть дня он провел вне оперативного штаба.