Если бы я была королевой. Дневник - читать онлайн книгу. Автор: Мария Башкирцева cтр.№ 79

Провела на выставке бесценный час – какое наслаждение! <…> Свет не видел скульптора, равного Сен-Марсо. Здесь уместны слова, которые говорились столько раз, что стали банальными: его работы живут – и это чистая правда. <…>

Но он еще молод и не умер, а потому мои восторги кажутся преувеличенными.

Временами я готова поставить его выше Бастьена.

У меня появилась навязчивая идея: хочу картину одного и скульптуру другого. <…>

Понедельник, 1 января 1883 года

Только что от болезни или раны умер Гамбетта. Не могу выразить, какое странное впечатление произвела на меня эта смерть. В нее невозможно поверить. Этот человек настолько был частью жизни всей страны, что без него немыслимо представить что бы то ни было. Победы, поражения, карикатуры, развлечения, хвалы, шутки – ничто без него не обходилось. <…>

Вторник, 16 января 1883 года

Младший Бастьен повез нас в Виль-д'Авре, в дом Гамбетта – там работает его брат. <…>

Бастьен работает в изножье постели <…>. Здесь ничто не тронуто, на перину, изображающую тело, наброшены смятые простыни, на простынях цветы. По гравюрам невозможно судить о размерах комнаты: она почти вся занята кроватью. Промежуток между кроватью и окном не позволяет отойти на должное расстояние; поэтому кровать изображена на картине не полностью, ее ножек не видно. Картина – сама правда. Голова покойного откинута назад, она видна в три четверти, на лице выражение отрешенности, сменившей страдание, и совсем еще живой безмятежности, но в ней сквозит уже нечто потустороннее. Душераздирающе изображено распростертое, неподвижное тело, из которого только что ушла жизнь.

Впечатление от картины подкашивает, преследует вас.

Счастливый человек Бастьен-Лепаж! Мне немного неловко… <…> На вид ему лет двадцать пять, но он так доброжелателен, безмятежен, так естественно держится, как умеют только великие люди – например, Виктор Гюго. В конце концов я начну считать его красавцем; во всяком случае, в нем есть бесконечное очарование, присущее значительным, сильным людям, которые сами без глупости и фатовства сознают свое избранничество. Он болтает с Диной, все другие в соседней комнате, а я тем временем смотрю на него за работой. На стене виден след пули, убившей Гамбетта. Он показал нам этот след, и тут я наконец расплакалась от тишины в спальне, от увядших цветов, от солнца, которое светит в окно… Но он в это время отвернулся, весь погруженный в картину; и вот, чтобы не терять выгод от своей чувствительности, я порывисто протянула ему руку и быстро вышла с лицом, залитым слезами. Надеюсь, он успел это заметить. Глупо… да, глупо признаваться в том, что вечно заботишься о производимом впечатлении. <…>

Четверг, 22 февраля 1883 года

<…> Голова младшего мальчика совсем готова.

Одна у себя в мастерской, играю на рояле Шопена, а на арфе – Россини. Прекрасный лунный свет; в большое окно видно очень светлое, синее, великолепное небо. Думаю о моих святых женах, в полном восторге от того, как мне видится картина, и ужасно боюсь, как бы кто-нибудь не сделал это до меня… <…>

Нужно научиться запечатлевать такие мечты, как нынче вечером: пускай все поэтичное, что приходит на ум, не пропадает, а переплавляется в картины… Может быть, в дневнике?.. Нет, он и без того слишком длинный. Ах, только бы Господу было угодно, чтобы я написала мою картину, настоящую, прекрасную. В этом году опять сделаю не более чем этюд… Вдохновленный Бастьен-Лепажем? Господи, да: его живопись так похожа на натуру, что, если верно копируешь натуру, неизбежно обрекаешь себя на сходство с ним. Лица у меня получились живые: это не красивая живопись в стиле Каролюса, а просто – живопись; словом, тут есть плоть, есть человеческое тело, оно живет, дышит. Это не ловкость, не манера художника, а природа как она есть, и это замечательно.

Суббота, 24 февраля 1883 года

<…> Вы знаете, что в мыслях у меня постоянно Бастьен-Лепаж; я привыкла произносить его имя, но избегаю называть его при чужих людях, словно у меня нечиста совесть. Я говорю о нем с той ласковой непринужденностью, которая мне самой кажется в порядке вещей, хотя бы из-за его таланта, но другие могут дурно ее истолковать. Какая жалость, что его брат… то есть какая жалость, Господи, что он не может бывать у нас запросто, как его брат! <…> А кем бы я хотела его видеть? Да просто другом. Как, вы не верите в дружбу? А вот я бы обожала своих знаменитых друзей, и не из тщеславия, а по склонности, за их достоинства, ум, талант, гениальность; ведь это же особая порода. Поднявшись над некоей банальной золотой серединой, окунаешься в более чистую атмосферу, попадаешь в круг избранных, где можно всем взяться за руки и повести хоровод в честь… Да что я такое говорю? Просто Бастьен в самом деле прелесть! Его портит соседство с братом, который очень некрасив: они так похожи, что их путают.

Я так боюсь, что мои картины похожи на его… но без его достоинств… Я искренне списываю с натуры, знаю, но думаю-то при этом о его живописи… Впрочем, в наши дни одаренный художник, искренне плененный натурой и желающий ее запечатлеть, всегда будет похож на Бастьена.

Если все будет хорошо… через четыре-пять дней я закончу. Да, но… <…>

Вторник, 27 февраля 1883 года

Наконец-то пошли веселые дни: пою, болтаю, смеюсь, а припев у меня – Бастьен-Лепаж. Но не он сам, не его внешность, а только его талант. Только имя… И все-таки мне страшно: вдруг моя картина будет на него похожа? За последнее время он написал кучу девочек и мальчиков. В том числе знаменитого сорванца на картине «Ни гроша» – ничего прекраснее быть не может. Ну вот, а у меня двое мальчишек, которые идут по улице, держась за руки: старшему семь лет, он смотрит в пространство перед собой, зажав в губах листик; младший, четырехлетний, смотрит на зрителя, засунув руку в карман штанишек. Не знаю, что и думать: еще нынче вечером я была собой довольна. Сущий кошмар!

Но нынче вечером, нынче вечером мне выпал час огромного счастья. Что ж, вы скажете – приезжали Сен-Марсо или Бастьен-Лепаж? Нет, я делала эскиз моей статуи. Читайте внимательно. Сразу после пятнадцатого марта я хочу приняться за статую. За всю жизнь я начала две скульптурные группы и два или три бюста, все это брошено на полдороге… потому что когда я работаю одна и без руководства, то могу заниматься только тем, что меня интересует, во что вкладываю жизнь, душу, и чтобы это было серьезно, а не просто учебный этюд. Итак, вообразить себе фигуру и безмерно захотеть ее выполнить. Пускай получится плохо. Ну и что? Я прирожденный скульптор, я люблю форму до безумия; цвет никогда не может с такой силой воплотить натуру, как форма, хотя я и цвет обожаю. И все-таки форма! Красивое движение, красивая поза; обойдете кругом – и силуэт переменится, но сохранит тот же смысл. Счастье! Блаженство!

Я задумала такую фигуру: стоящую женщину, которая плачет, уткнув лицо в руки. Знаете, такое движение плечами, когда плачут. Мне хотелось стать перед ней на колени. Я говорила всякие глупости. Эскиз высотой в тридцать сантиметров, а сама статуя будет в натуральную величину. Это будет вызов здравому смыслу… Хотя – почему?