— Это она от радости…
— Я бы и сам не отказался от такой любви.
С помощью секретарши — она делала это без особого энтузиазма — мы развернули одеяло и накрыли им девочку. Мятая багровая тряпка никак не вязалась с функциональной красотой кресла. Девочка обеими руками впилась в одеяло и, откинув голову, сказала в нос:
— Пахнет очень неприятно, что ж, ничего не поделаешь.
Я обессилел. Усевшись на каменную ступеньку, я выпил с секретаршей банку тепловатой кока-колы. Девочке, поглощенной одеялом, было не до питья. Секретарша, выставив голую ногу, прижала ее к моей.
— У нас прямо пикник.
Небо черное, как от внутреннего кровоизлияния, вот-вот пойдет дождь. Когда я бросил в траву пустую банку от кока-колы, раздался вопль какой-то женщины. И тут же откликнулась секретарша:
— Отстань.
Да, начало не ободряющее. Если так точно предугаданы все мои действия, на успех мне рассчитывать нечего. Придется поворачивать обратно — другого выхода нет.
Мы пересекли площадь перед музеем и стали спускаться по асфальтированной дороге, огибавшей парк, но тут путь нам преградила целая колонна передвижных платформ, распространявших запах ацетилена. Мы решили пройти парком. Там по-прежнему было тихо. Время от времени в небо взмывали столбы белого дыма и слышался треск фейерверков.
— По-моему, девочка выглядит сейчас так же, как до поступления в клинику.
— Думаете, не хуже?
— Весь вопрос в том, как долго смогут кости выдерживать давление внутренних органов.
— Что вы имеете в виду?
— Какую, по-вашему, форму примет зонт, если спицы вдруг начнут таять? Нечто подобное происходит и с девочкой.
На площади у фонтана счастливые на вид музыканты, не желая больше репетировать, танцевали рок, похожий на танец бон в день поминовения усопших. Открыто было лишь несколько ларьков, где торговали золотыми рыбками и кустарными поделками. На скамейке сидели рядышком медсестра в бикини (и почему-то в форменной шапочке) — у нее были непомерно толстые ляжки — и одноногий мальчик с черной облезлой собачонкой; они неотрывно смотрели на брызги, срывавшиеся с упругих струй фонтана.
Под ногами вода. В луже, нанесенной ветром из фонтана, билась розовая бабочка, величиной чуть ли не с маленькую птичку.
— Холодно.
Девочка передернула плечами. Прикрывавшее ее багровое одеяло выглядело как передничек на Дзидзо — покровителе детей и путников, стоящем у проселочной дороги. У меня вспотела шея.
Через центральные ворота мы снова вышли из парка на дорогу.
Вдруг, точно аромат, льющийся из лопнувшего мешочка с благовониями, начало вскипать оживление. Примерно на середине спускавшейся вниз бесконечной дороги начиналась подземная торговая улица, словно насквозь прорезавшая высокий холм. На арке, обрамленной неоновыми лампами, была выведена огромная надпись: «Поздравляем. Годовщина основания клиники. Михарасу Гиндза».
[24] Девочка, выпростав из-под одеяла руки, радостно вскрикнула. Все вокруг заполонили сотни стоявших где попало машин, застывшие в ожидании несметные толпы — кого здесь только не было: служащие, молодежь в джинсовых шортах, врачи с медсестрами в белых халатах и даже больные, только что выбравшиеся из палат, в чем с первого взгляда убеждали их пижамы. Да, улица, по всему судя, необычная.
Может, именно здесь и состоится празднество?
— Не смешно ли — подземную улицу назвать «Михарасу Гиндза»?
— Наверно, название местности — Михарасу: широкий обзор. А с этого холма, пожалуй, и Фудзи можно увидеть.
— Вам не кажется это опасным? Ведь расширь они улицу еще немного, и достигли б фундамента старого здания клиники.
— Ну, фундамент обычно кладут очень глубоко.
— А разве подземная улица не глубже?
— Вы, наверно, не представляете себе планировки этого здания: там, где вы прятались, — третий этаж старой клиники.
— Да что вы?
— Тогдашний директор приказал засыпать все больничные корпуса. Он страдал манией страха перед воздушными налетами или чем-то в этом роде…
По земле застучали тяжелые крупные капли дождя. Девочка ловила их ртом и вдруг запела неприятно взрослым голосом. Может быть, это и впрямь была фраза из песни:
— Как бы ни хмурилась погода, в моих воспоминаньях всегда ясное небо…
Под напором толпы, которая, спасаясь от дождя, двинулась в подземную улицу, мы тоже нырнули под неоновую арку. Сначала улица мне показалась обычной, и фонари обычные — в форме ландышей. Как и на улицах клиники, главное место здесь занимали цветочный и фруктовый магазины, магазин постельных принадлежностей, товаров для рукоделия, а между ними ютились «Обувь», «Оптика», «Книги», «Игрушки», «Парфюмерия», «Кондитерская», «Писчебумажные принадлежности», «Закусочная», «Табак». Улица вскоре стала совсем узкой. Но зато, без конца разветвляясь, она увлекала прохожих все дальше и дальше. Хотя кое-где попадались лестницы, затруднявшие наше движение, мы все же шли вперед. Девочка, позабыв о своей болезни, оживилась, секретарша шагала в ногу со мной.
Постепенно менялся характер магазинов.
«Автомобильные принадлежности», «Джинсы», «Китайская медицина», «Грампластинки», «Электротовары по сниженным ценам», «Патинко» — оттуда доносились бравурные военные марши, «Закусочная — жареная птица», дорогу перед закусочной загромождали ящики с пустыми пивными бутылками, «Фотомагазин», «Библиотека», «Закусочная — карэ-райс
[25] и салаты», «Продажа подслушивающей аппаратуры», «Кафе-мороженое»…
В этом кафе мы купили три порции шоколадного мороженого. Девочка, откинув край одеяла, с наслаждением лизала мороженое. Меня охватила тоска — казалось, время застывает.
Напротив кафе в узком переулке указатель — «Общественная уборная». Дальше улица снова изменилась. На вывесках призывно плясали неоновые огни. Мозолили глаза шеренги игровых автоматов, кабаре, стрип-шоу. Улица эта вовсе не такова, чтобы прогуливаться по ней, толкая одной рукой кресло с девочкой, а другой поддерживая под локоть секретаршу. Но мне казалось, что впереди вдруг забрезжила надежда. Да, если мне вообще суждено встретиться с женой, то именно здесь, в этих закоулках. У меня не было серьезных оснований считать, будто конец моего пути уже близок, но какое-то предчувствие, смутная уверенность то и дело посылали по моим нервам сигнал тревоги.
Лучше всего поручить бы кресло секретарше, а самому хоть что-то предпринять.
— Могу я довериться вам?
— Да, и я постараюсь оправдать ваше доверие.
— Что я должен буду сделать для вас, если вы сдержите обещание?