Кофейня в сердце Парижа - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Прах cтр.№ 40

Я, честно признаться, не был готов к дочери. Но заочно полюбил ее сразу. Это еще одна, только миниатюрная, Ли…

Обрывки, обрывки, обрывки…

Не помню, не помню…»

Роза внимательно читала книгу, сидя на кухне с чашкой кофе в руках. Она была в том самом красном платье, которое испачкала в тот вечер вином. В последнее время Роза так много читала, что все события, происходящие в реальности и выдуманные, переплетались у нее между собой. Осталось всего несколько страниц до конца этой книги, а она до сих пор ничего не могла понять.

«Моя дочь умерла с закрытыми глазами, не увидев этого мира. Не сделав первого вдоха. Она прожила всего лишь девять месяцев до своего рождения.

Я не знаю, где находится рай, наверное, в стенах родильных палат, в которых слышен детский крик. Я на днях понял, что рай – это условность, но не конкретное место. У каждого человека он свой. Я знаю, где находится ад – там, в моей квартире, куда возвращаться было подобно неминуемой мучительной смерти. Белые обои вдруг стали черными, крохотные носочки застревали в горле, а в глазах случался ливень. Я ел потоп, я пил потоп. Во мне так много ненужной воды… Кому нужно солнце за окном? Явно не тому, кто его сегодня зажег. И мне оно не нужно, бог! Кому нужен бог?

Я упал на кровать и лежал месяц. Нет, не месяц. Через неделю я забрал Ли… из больницы и привел ее домой.

– Это не мой дом, – сказала тихо она, зайдя на порог квартиры. – Это не мой дом, слышишь? – закричала она, схватив меня за рукав.

– Слышу, Ли… Слышу. Не кричи.

– Это не мой дом!

– А где твой дом, родная?

– Я не знаю, но это не мой…

Я не дал ей договорить, а только обнял ее со всей силы. С нечеловеческой силой я дарил ей свою боль.

– Отведи меня в мой дом, – сказала она через объятия.

– Я завтра тебя отведу, а сейчас поспи.

Я взял ее на руки и отнес в нашу светлую спальню. Она закрыла руками глаза, но не плакала. Мне кажется, в ее глазах не было больше воды.

Я растворил в стакане снотворное и протянул ей. Она выпила до дна и легла на бок. Так и пролежала до утра в одной позе.

«Я тебя ненавижу. Я тебя презираю», – шептала мне на ухо каждую ночь. Она знала, что я ее слышу. Но все равно продолжала это делать.

И я себя ненавижу, родная!

Наш срок подошел к концу. Но я не мог ее отпустить, мне было с ней больно, но без нее было невыносимо. Она постоянно просила меня найти ее дом, но я повторял, что у меня нет адреса этого неизвестного дома. Наверное, она сама не знала, где находится это место.

В какой-то день я встал на рассвете и принес домой горшок с цветком. С красной розой… Мне казалось, что если мы сможем вырастить этот цветок, не позволив ему увянуть в этом аду, то сможем спасти и нас. Я не верил больше в свойство времени заживлять раны. Жизнь двоих людей стала длиною в жизнь обыкновенного цветка. Ли… находила в нем душу погибшей дочери. И я находил. Но мало!»

Роза в тот момент все поняла. Ее тело бросило в дрожь, а сама она находилась в состоянии шока. Только жар недокуренной сигареты, обжигавшей ее указательный палец, вернул ее в свою кухню. Она начала читать дальше, не обращая внимания на внезапную боль, Роза искала в последующих словах автора подтверждение своей сумасшедшей догадки.

«– Мне нужно уйти, – сказала она через несколько недель, когда у нее больше не было сил смотреть в мои глаза, которые отражали все, что между нами было.

– Возьми меня с собой, если хочешь уйти, – я взял ее за руку, она вздрогнула. – Если хочешь сбежать без оглядки – беги!

– Ты больше меня не увидишь никогда. Спасибо за то, что ты был! – в этих слов я не увидел тогда правды, а только болезнь.

Она взглянула на горшок с цветком и сказала:

– Полей его за меня.

И ушла.

Я не стал ее останавливать, приводить в чувство и запирать рядом с собой. Я знал, что она вернется. А если нет, то я ее найду. Из-под земли достану. Она была тем человеком, с которым я готов был гореть в аду целую вечность. Она искала рай. Для нее раем казалось любое место, где не было меня.

Я не помню, что было дальше, после того, как она ушла. Я очнулся на следующее утро в холодной камере и понял, что умер. Жизнь после смерти я тогда представлял себе именно так. Холодные доски, на которых болела спина, запах гнили и сырости, а вокруг полная тьма и никакого света.

Только когда меня вывели из камеры и отвели по освещенному коридору в кабинет офицера, который хотел меня видеть, я вновь почувствовал, что живой. Растирая свои запястья, красные от наручников, которые были на меня все это время надеты.

– Вы убили свою жену…

Это был уже второй человек, который напоминал мне о том, что я не был женат. Он утверждал такое, чего мне не приходилось слышать ранее.

Только когда он предложил мне закурить, я вдохнул гадкий дым дешевого табака и понял, что Ли… убили. Ее застрелили из моего револьвера и подложили оружие в мою руку. Я не помнил, как меня одним ударом оглушили сзади. Я пришел в сознание только здесь. В этой вонючей тюрьме.

Я сидел перед ним и смотрел в стену. Мне было нечего сказать в свое оправдание. Судите, если есть в этом смысл. У меня смысла жить больше нет. А камера ничем не хуже моей квартиры. По-собачьему жить, так лучше…

Я взглянул на свой револьвер, который лежал у него на столе, и готовился к тому, чтобы немедленно схватить его и пустить себе пулю в голову. Но офицер словно что-то почувствовал в тот момент и спрятал оружие в тумбочку.

Дверь сзади открылась, вошел человек. Я обернулся, чтобы посмотреть на лицо. Это был ее отец. Сутулый, поникший и в своем дорогом костюме. Вот, кто меня сегодня убьет! Спасибо за то, что пришел.

Я мечтал о смерти. Мне не важно было, какой – будь то яд, от которого умирают во сне, или пламя, от которого сгорают в мучительной пытке. Меня не интересовала смерть, а только ее свойство.

– Вы свободны, – сказал офицер мне.

– Что?

– Вы свободны, можете идти.

Куда мне идти и зачем? Отец положил свою тяжелую руку мне на плечо и сказал: «Уходи!»

Он – единственный в этом мире, кто знал о моей невиновности. У него был дар – видеть людей насквозь. Ее отец спас меня от тюрьмы. Для меня тюрьма теперь была в любом месте.

* * *

Я рисовал… Это было единственное занятие, которое доставляло мне радость. Я никогда не догадывался о том, что умею рисовать. Я держал кисти впервые.

Я рисовал ее глаза, какими их запомнил, они на меня смотрели, прибитые к стене гвоздем. В этих глазах была бесконечность, в них было постоянство и преданность, и если в какой-то момент обрушится этот дом, то глаза ее останутся живыми. Нетронутыми. Я рисовал ее всю, догола, какой я хотел ее помнить. Я хотел, чтобы она жила в этих стенах со мной. Так я возвращал ее к жизни.