Она полистала буклеты, которые взяла у кассы и в которых упоминались другие замки сказочного короля.
– Что ж, по крайней мере, это самый маленький замок Людвига. Нам повезло, что не приходится искать в Херренхимзее или Нойшванштайне.
Букинист вздохнул и поднялся с дивана.
– Видимо, не остается ничего другого, кроме как перевести еще несколько страниц из дневника, – сказал он устало. – Все-таки наш Теодор еще не добрался до Линдерхофа. Может, по записям Марота мы угадаем нужное слово… – Он решительно кивнул. – Лучше начать прямо сейчас. Вы уже забронировали мне номер?
– Тут у меня две новости, хорошая и плохая. – Сара одним глотком допила мартини и выловила оливку. – Да, я успела урвать номер, что было не так уж просто, потому как Манштейн забронировал почти весь отель. Но он не только для вас, это двухместный номер, и ночевать нам придется вместе. Он расположен прямо под крышей и изначально предназначен для персонала. Ничего другого, к сожалению, не было. Надеюсь, вы не будете храпеть, как в прошлую ночь.
* * *
Номер оказался размером со средний шкаф. Там имелись продавленная двуспальная кровать, телевизор и шаткий стол, за которым Стивен и сидел, сгорбившись на низком стуле. Единственным источником света служил покрытый пылью ночник. Из окна открывался вид на долину, и по другую ее сторону в сумерках еще угадывались горы. Они отбрасывали тени, словно длинными пальцами тянулись к отелю. Еще несколько минут, и Линдерхоф погрузится во мрак.
Стивен раскрыл дневник с блокнотом и при свете лампы взглянул на витиеватые значки. Они казались уже не такими беспорядочными. На каком уж месте он остановился?
Но еще долго в ушах у меня звучали выстрелы фон Штрелица. Мне еще не раз доведется услышать их…
Несмотря на долгий и напряженный день, букинист попытался сосредоточиться. Сара позаботилась о том, чтобы блюдо с бутербродами и бутылка красного вина были в пределах досягаемости, но есть не хотелось. Стивен перевел рассеянный взгляд на смятое покрывало, пустую пачку из-под чипсов и, наконец, на Сару в наушниках. Она смотрела какой-то сериал по телевизору и при этом листала буклеты из замка.
Женская многозадачность, никогда не понимал…
– И как вы смотрите этот ширпотреб? – воскликнул наконец Стивен.
Тихое бормотание из наушников начинало действовать на нервы. Сгущавшиеся сумерки усиливали беспокойство; вспоминался темный подвал в магазине, где Стивен еще прошлой ночью вынужденно убил человека. Букинист чувствовал, что ему необходимо с кем-то поговорить – пусть этот кто-то жевал чипсы и безучастно пялился в телевизор.
– Инструкторы по серфингу, барбекю и грудастые блондинки! – проворчал он и показал на экран. – На кого вы вообще учились?
– Что? – Сара сняла наушники. – Вы это мне? – Заметив его раздраженный взгляд, она невольно улыбнулась. – Мужчинам этого не понять. Нам это необходимо, чтобы войти в состояние транса и достичь высшего уровня сознания. – Девушка подмигнула ему. – Кроме того, этот ширпотреб с вашей родины. Так что проявите хоть каплю патриотизма, мистер Лукас.
– Если это Америка, то я рад, что мои родители вернулись в Германию, когда я был еще маленьким, – не унимался Стивен.
– Вернулись? – Сара наморщила лоб.
– У меня немецкие корни.
Букинист глотнул красного вина и скривился. Как и следовало ожидать, оно оказалось скверным на вкус, однако навевало приятное чувство тяжести. Приятно было поговорить. Лукас уже давно не разговаривал о прошлом. На фоне всех недавних событий к нему вновь вернулись детские воспоминания.
«Главное – не молчать, – думал он. – В тишине приходят воспоминания. В тишине и в темноте. Как в детстве, в комнате, когда по коридору кто-то крался».
– Мой дед перебрался в Америку во времена нацистов, – начал Стивен неуверенно. – Но его сын так и не стал американцем. Уже взрослым он вместе с семьей вернулся сюда, – Лукас слабо улыбнулся. – Моя мать была студенткой из Германии и училась в Бостонском университете. Отец был ее преподавателем по англистике.
Сара вскинула брови.
– Полагаю, он зачитывал вам драмы Шекспира. Значит, одержимость книгами у вас наследственная?
– Книги и немецкое самосознание, – Стивен вздохнул. – Иногда я ощущаю в себе немецкого больше, чем в братьях Гримм. – Он чуть помедлил, а потом спросил: – А вы, фрау Ленгфельд? Где ваш дом? В Сети или в берлинском Веддинге?
Сара рассмеялась.
– Боюсь, что нигде. Если вырос в Веддинге, то гордиться тут нечем. Другое дело, если сумел забыть его.
– И лучше всего в этом помогают телевизор и Интернет? – спросил Стивен с любопытством.
– Ну, и то и другое открывает окно в мир, – пояснила Сара. – Если в детстве у вас, кроме комиксов и книги про Белоснежку, ничего не было, Интернет открывает небывалые возможности. – Она снова надела наушники. – А теперь возвращайтесь к чтению, мистер Гримм. Для скромного книгочея вы слишком уж любопытны.
Стивен невольно усмехнулся. Эта дерзкая, развязная девушка порой казалась ему существом из другого мира. Тем не менее она нравилась ему все больше. Он уже давно не проводил так много времени с другим человеком. Бо́льшую часть своей жизни букинист провел среди книг и пергаментов и не любил, когда кто-то его беспокоил. Сара была права, когда говорила, что ему следовало жить в другом столетии. Иногда он чувствовал себя чудаком, ученым из другой эпохи, еще свободной от телефонов, компьютеров и Интернета.
Исполненный предвкушения, Лукас вернулся к зашифрованным записям. Поначалу, перелистывая пожелтевшие страницы, он ощущал уже знакомое головокружение. Но страх перед тишиной постепенно исчезал и сменялся чувством тоски. Для него в большинстве случаев прошлое действительно выглядело куда красочнее и увлекательнее, чем жизнь в унылом XXI веке.
В особенности прошлое Теодора Марота.
13
BEÄSL BAAC
В тот сентябрьский вечер 1885 года в каком-то мрачном переулке мюнхенского Ау я оказался перед лицом таких трудностей, каких еще не встречал в своей жизни. Короля следовало предупредить безотлагательно! Я был уверен: как только Людвиг узнает о заговоре министров, он незамедлительно отправится в Мюнхен и даст отпор своим противникам.
За последние годы чиновники обрели большую власть. Отчасти Людвиг сам это допустил, избегая столицы, которую считал зловонной клоакой. Он уже несколько лет не бывал в Мюнхене, и до политики ему не было никакого дела. Поэтому министры преследовали собственные цели и лишь предоставляли королю документы на подпись. Их руками вершилась судьба Баварии. Они были истинными правителями, а Людвиг лишь называл себя королем и жил в мире собственных грез.
Что мне оставалось делать? Я даже не сомневался в том, что фон Штрелиц уже установил наблюдение за вокзалами и телеграфными станциями. Таким образом, единственной возможностью добраться до короля была быстрая лошадь. Я вернулся к своему экипажу и обошел изнуренное животное. Было ясно, что на этой хромой кляче до Линдерхофа мне не доехать. Мне требовалась другая, более быстрая лошадь – вот только откуда ее взять? Я опустил голову, чтобы не привлекать внимания, и пошел по переулкам, ведя за собой хромую лошадь, провожаемый взглядами голодных и грязных обитателей квартала.