Слово «сиротки» резануло слух, и я мигом крикнула:
– Пусть лучше потратят эти деньги на
образование Тины, мы способны сами, если захотим, возвести дом.
Роман поднялся, открыл окно и, выгоняя рукой в
сад дым, неожиданно улыбнулся и мигом превратился в приветливого, обаятельного
парня.
– Извините, Лампа, за неприятный
разговор, но мне требовалось кое-что уяснить для себя.
– Уяснили?
– Да. Уезжать никуда не надо, дом
строится, будет готов к середине сентября.
– Спасибо, обойдусь.
– Обиделась? Ей-богу, зря.
– Вы же говорили о том, что у Ларионовых
после смерти Глеба Лукича начнутся проблемы.
– Я? – изумился Роман. – Да
никогда я не произносил ничего подобного, это вы заявили. Успокойтесь, денег им
хватит на все, причем не только Ефиму, Максу, Тине и Анжелике, но и тем, кто
слетится сюда, как грифы на падаль.
– Кто это?
– Завтра увидите, – пожал плечами
Роман, – может, правда, пока не всех, но многих. А насчет дома… Знаете,
Глеб был странным человеком. Мог возненавидеть собеседника в одну минуту,
просто так, без всякого повода и видимой причины. Один раз он рассчитал свою
секретаршу, отличную, между прочим, тетку, великолепную работницу,
интеллигентную, умную, не болтливую. Я очень удивился и спросил: «Чем же тебе
Фаина не угодила?» Угадайте, что он мне ответил?
Я покачала головой.
– «Не нравится она мне, не лежит к ней
душа». Вот так! Но, с другой стороны, Глеб точно так же мог и полюбить человека
с первого взгляда. Вы ему очень понравились, он пару раз сказал: «Лампа
отличная баба. Мне такой всегда не хватало. Либо дуры попадаются, либо стервы.
Раз уж мне не суждено быть ей мужем, попробую стать хорошим другом».
Я растерянно смотрела на Романа. Сама поняла,
что вызываю у Глеба Лукича теплые чувства. Каждый вечер, приехав домой,
Ларионов приглашал меня в гостиную и угощал вкусным ликером. Несколько часов мы
провели, болтая о всяких разностях, и мне стало понятно, что, несмотря на
внушительную разницу в возрасте, у нас много общего. Мы читали одни книги,
понимали друг друга с полуслова.
– Ладно, – захлопнул окно
Роман, – до завтра. Главное, ничему не удивляйтесь и ничего не бойтесь.
Имейте в виду, такое шоу не всякий день разыгрывается.
Глава 5
Когда я вошла в кабинет Глеба Лукича, там уже
сидело большое количество народа: Ефим и Кара, Тина, Макс, Анжелика, Рада,
Настя отсутствовала. Оно и понятно, девушка хоть и считалась невестой Макса,
формально не являлась членом семьи. Впрочем, меня-то позвали…
На диване, картинно скрестив ноги, сидела
холеная шатенка в простом черном костюме. В ушах у нее поблескивали огромные
камни, пальцы были унизаны перстнями и кольцами, на запястьях болтались золотые
браслеты. В кресле у окна восседала другая дама, милая, уютная старушка,
похожая на только что выпеченную булочку. Вся такая розовенькая, пышненькая, гладенькая,
симпатичнейшая бабуська, тоже в черном, но без всяких украшений. За письменным
столом устроился мужик лет тридцати пяти, очевидно, нотариус, а у камина стоял
с непроницаемым лицом Роман.
Увидев меня, Миловидов сказал:
– Хорошо, все тут, начинайте, Олег
Павлович!
Нотариус раскрыл красивую кожаную папку и
хорошо поставленным, дикторским голосом принялся озвучивать последнюю волю
покойного.
Сначала шли мелочи.
– Роза Константиновна Ефремова может
выбрать себе на память картину, одну из тех, что висят в гостиной.
Старушка всплеснула руками:
– Господи, он обо мне вспомнил! Милый,
добрый, ласковый Глебушка!
Дама в черном презрительно хмыкнула.
– Помолчи, мама! – довольно резко
сказал Ефим.
Я удивилась. Значит, эта старушка – мать
Ефима? Следовательно, она бывшая жена Глеба Лукича? Такая старая? Хотя и
Ларионов не был юношей…
Тем временем Олег Павлович прочитал:
– Строительство дома Евлампии Андреевны
Романовой должно быть завершено не позже сентября. Деньги на мебель
предусмотрены в сумме ста тысяч долларов.
Я чуть не лишилась чувств. Он что, с ума
сошел? Но остальные никак не отреагировали на заявление нотариуса. Потом пошли
распоряжения по поводу образования Тины… Но основной сюрприз поджидал
присутствующих в конце. Все деньги, все движимое и недвижимое имущество, всю
свою долю в приносящем огромный доход бизнесе Глеб Лукич завещал Раде.
– За то, – торжественно возвестил
нотариус, – что она скрасила мои последние годы.
Последняя фраза покоробила слух. Вот уж не
ожидала от Глеба Лукича слащавой сентиментальности! Хотя я ведь совсем не знала
его, может, он просто производил впечатление циничного и делового, а в душе был
нежным, как маргаритка.
Когда нотариус захлопнул папку, наступило
молчание. Потом дама в черном довольно нервно воскликнула:
– Не понимаю, к чему было заставлять меня
участвовать в этом фарсе?
– Для вас, Ольга Сергеевна, есть конверт.
И Олег Павлович протянул даме довольно большой
пакет, перевязанный самой простой бечевкой, на концах которой болталась красная
сургучная печать.
Женщина быстро схватила конверт, сунула его,
не раскрывая, в свою сумку, встала и заявила:
– Думаю, дальнейшее мое присутствие тут
совершенно неуместно.
– Ну что ты, Оля, – тихо ответила
Рада, – мы все рады тебя видеть!
Дама гортанно рассмеялась:
– Не надо лицемерить, дорогая, никакого
удовольствия никому мой сегодняшний визит не доставил. Ефим с Кариной, да и
Макс тоже, просто перекосились, когда меня увидали, решили, что отхвачу
денежный кусок. Надеюсь, теперь они успокоятся. Впрочем, им самим ничего не
досталось, все в твоих руках, душенька, отомсти «деткам» за унижения. Знаешь, я
бы не утерпела и показала теперь этим кошкам, что отныне хозяйка в доме мышка.
Поверь, они это заслужили.
Рада растерянно обвела глазами присутствующих.
Ольга Сергеевна тем временем подошла к двери, потом обернулась и спросила у
сидящей возле меня Тины:
– Теперь, когда отца нет, хочешь, поедем
на неделю к морю? Больше времени уделить тебе не сумею, но семь, нет, шесть
дней выкрою.
– Спасибо, – ответила Тина, – я
подумаю.
– Ну-ну, – хмыкнула Ольга, –
соображай быстрей, предложение действительно только на июнь.