Забытое убийство - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Сорвина cтр.№ 57

В Инсбруке итальянское население составляло 1083 человека, и 506 из них – то есть практически половина – были солдатами.

Впоследствии число итальянцев в батальонах было сокращено: это особенно заметно при сравнении списков стрелков до 1905 года и к началу Первой мировой войны. Может показаться, что это было логичной реакцией на опасную национальную гетерогенность войска.

Впрочем, историк и социолог Ирмгард Платнер, выступившая на конференции 2004 года, пишет, что, несмотря на то, что «с постепенным выводом войск в 1910 году численность итальянцев упала до 983 единиц», это «сокращение не связано – как это можно предположить – со словесными и физическими нападками, которые участились после восстания в университете» ^[324].

При этом Платнер ссылается на данные Центральной статистической комиссии 1903–1908 годов ^[325].

В «хронике событий», помещенной в номере «Scherer» 12 ноября 1904 года, говорилось следующее: «Без четверти час ночи появились 13-й батальон кайзеровских стрелков (с подавляющим числом итальянцев в его составе) и 14-й пехотный полк; бургомистр Грайль трижды пытался протестовать против ввода войск, также командир корпуса эрцгерцог Ойген в ответ лишь на третье письмо губернатора барона Шварценау послал войска» ^[326].

Из этого сообщения, как и из многих других в те дни, следует, что все стрелки теперь переводились на Шварценау, который популярностью не пользовался: бургомистр был против военного участия, а эрцгерцог долго сопротивлялся этому решению.

* * *

Было почти два часа ночи.

Горные стрелки, вооруженные штыками, продвигались к площади перед улицей Герцога Фридриха, где находились «Золотая Роза» (второй дом от площади) и «Белый Крест» (третий дом от площади). Задача была предельно ясна. Им надлежало очистить улицу Марии-Терезии и следующую за ней маленькую улочку Кайзера Фридриха от демонстрантов вплоть до особняка «Золотая крыша», находившегося практически в тупике.

Справа расположен только маленький проход, заканчивающийся собором: там пройти невозможно. С левой стороны улица Герцога Фридриха поворачивает и сужается в сторону Марктграбен.

На этом небольшом промежутке от нее внутрь сектора старого города отходит крошечный, похожий на проходной двор переулок – Кибахгассе. Именно там, возле ресторана «Красный Орел», находился Кнойсль.

Из воспоминаний Эриха Кнойсля:

«Как только стало очевидно, что полицейские беспомощны, в город были направлены две группы стрелков и пехота, вооруженная штыками. Они начали наступление из Херренгассе к улице Герцога Фридриха. Когда стрелки подошли к площади, сопровождавший их офицер полиции вновь обратился к толпе с призывом разойтись, но не добился результата. Из толпы раздались угрожающие выкрики. Тогда войско приступило к зачистке улиц вплоть до Бургграбена и Марктграбена» ^[327].

«Зачистка улиц вплоть до Бургграбена и Марктграбена» означала только одно: войска прошли строем по этим улицам, отделяющим старый город от нового, и попутно рассредоточивались по всем крошечным переулкам старого города – Хофгассе, Ризенгассе и в особенности Штифтгассе. Штифтгассе был первым переулком за Бургграбеном, он находился как раз позади «Золотой Розы», перед которой собралась толпа. Именно оттуда и вышел отряд, в котором был предполагаемый убийца.

Рисунки же, на которых свидетели запечатлели момент уличного боя, в основном изображают столкновения стрелков с демонстрантами уже рядом с колонной Святой Анны, на улице Марии-Терезии – то есть уже в начале нового города, в сорока метрах от «Золотой Розы». Именно туда войска оттеснили толпу. Эти страшные картины уличного боя на следующее утро занимали первые полосы газет.

Художник Август Пеццеи, посланный газетой «Der Scherer» иллюстрировать события, рисунков сделать не успел. Когда войска маршировали по Бургграбену и Марктграбену, он был в арке ресторана «У Золотой Розы».

Существует удивительная закономерность: в центре переворотов и прочих политических катаклизмов чаще всего оказывается культурная элита, как будто не имеющая к политике никакого отношения.

В данном случае речь идет о людях гуманной творческой профессии. Главным действующим лицом Инсбрукской трагедии оказался не парламентарий доктор Эрлер, не генерал Шварценау, бургомистр Грайль или командир корпуса эрцгерцог Ойген, а художник Август Пеццеи.

Пеццеи был уроженцем Инсбрука. Его назвали Августом, но в отличие от своего отца, тоже Августа, родиться он немного опоздал и появился на свет 8 сентября 1875 года. Возможно, его имя было какой-то ошибкой судьбы, но младший Август любил изображать на картинах осень, полную ярких красок и смелых образов.

Отец Август-старший был достаточно известен в Австро-Венгрии: он писал портреты и в качестве особого поощрения получал заказы на роспись и реставрацию храмов. Храмовая живопись была наградой за парадные портреты вельмож, строгие и похожие на отретушированные фотографии.

Когда Августа-младшего впоследствии называли «академическим художником», то подразумевали не его живописный стиль, а его образовательный и профессиональный статус. «Академистом» и художником старой школы был его отец – устроенным, но творчески несчастливым. Его как будто со всех сторон подстерегал холод. Старший Пеццеи ненавидел сквозняки и закрывал окна, но все равно не мог избавиться от этого холода, даже не подозревая, что он у него внутри.

Детство Августа-младшего, первого сына известного портретиста, казалось вполне обычным и даже безоблачным. Инсбрук, альпийские склоны, любящая мама со своими булочками, блинчиками и штруделями…

«Густль! Где ты бегаешь? К столу! Только загляни в мастерскую, папочку позови».

…и отец, пропадающий по целым дням в своем ателье. Он не любил это сельское слово «мастерская», всегда морщился и поправлял мать: «Ателье! Я же просил…»

Август иногда забывал, зачем его послали в ателье, он приходил и молча смотрел, как работает отец. Пеццеи стоял с кистью и смотрел на холст, а его сыну казалось, что отец погружен в философское осмысление будущего великого полотна. Не мог же он знать, что в этот самый момент его отец ощущает спиной этот внимательный, оценивающий взгляд, и у него между лопатками опять появляется неприятный холод, мешающий работать.