– Так скажи мне.
– Бабушкину школу!
– Бабушкино… что?
– Школу, ее школу! В которой она училась. Я там была и видела это здание. Оно все еще стоит.
– Должно быть, оно довольно старое.
– Ага, оно было построено еще в двадцатые годы двадцатого века. Я пыталась найти дом, в котором она выросла, но не нашла, но зато нашла школу. Это было просто невероятно, Хайден, и я…
– Эй, милая, подожди секундочку, ладно? У меня звонок на второй линии…
Я ждала, глядя на картину на стене: луч маяка пронизывал темноту и отражался в воде, помогая лодкам не сесть на мель и не попасть на рифы. Потом я сходила в комнату и взяла ту брошюру, где была информация о школе Литтлтон, чтобы прочитать заметку Хайдену.
– Так когда ты уезжаешь оттуда? – спросил он, когда вернулся на линию. – Я надеялся, что ты уже в дороге.
– Я думала, что так и будет, но… я пока здесь. Я пока не нашла Чета Каммингса. Его вообще не бывает дома!
– Может быть, он уехал куда-нибудь. Я помню, что говорил, как хорошо, что ты поехала в Бейкон, но ты не можешь торчать там вечно в надежде, что он вдруг появится.
– Я и не собираюсь торчать здесь вечно. Я и сама рада была бы уже уехать домой прямо сейчас, – я обвела глазами ванную. В окно было видно, как день постепенно превращается в ночь – свет стал мягким и приглушенным, спускались сумерки.
Последовала еще одна пауза.
– Просто пообещай мне, что завтра ты поедешь домой, – попросил Хайден. – Ужин в пятницу вечером, и я не хочу волноваться, что ты будешь в пятницу гнать машину, чтобы успеть на него. Я знаю, как ты не любишь опаздывать и как ездишь, когда думаешь, что опаздываешь. Это очень опасно.
– Я обещаю, что не буду превышать скорость, – ответила я. – Мне и не придется, потому что завтра я точно отсюда уеду. Я попытаюсь еще разок, рано утром, застать дома этого Чета Каммингса. И все.
Что-то начало щелкать и трещать в трубах, спрятанных в стене – вдруг ожила канализация, ни с того ни с сего.
– А если его не будет? – спросил Хайден. – Тогда каков твой план?
– Тогда я оставлю ему письмо, – сказала я, прислушиваясь к звукам, которые издавали трубы. – Я завтра приеду во что бы то ни стало.
В трубке тоже что-то затрещало.
– Хайден, мне кажется, связь пропадает.
Треск усилился.
– Я тебя не слышу, – закричала я. – Попозже перезвоню!
Отключившись, я посмотрела на часы. Было всего пять тридцать вечера. Слишком рано для ужина. Я покосилась на постель – и мои веки вдруг отяжелели, налились свинцом и начали закрываться. А может быть, подумала я, если я прилягу… всего лишь на минуточку…
Я вытянулась поверх покрывала и положила под голову подушку. Накрахмаленный хлопок пах пудрой, мылом и свежестью – как белье, которое сушат на улице.
Когда я проснулась, было уже совсем темно. Снаружи, на улице, было довольно шумно, все время хлопали дверцы машин. Я протерла глаза и взглянула на часы: восемь тридцать. В животе у меня было пусто, пора ужинать.
Переодевшись в серые брюки от «Гуччи», топ цвета слоновой кости и такую же кофту с длинным рукавом, я взглянула было на свои роскошные шпильки от «Джимми Чу», но выбрала в результате пару сандалий на плоской подошве от «Тори Барч». К этому наряду я добавила нитку жемчуга, подаренную мне бабушкой – дважды обернула ее вокруг шеи и защелкнула серебряную застежку в виде ракушки. Потом я наложила макияж и достала свежий номер «Форбса» из портфеля – надо же было читать что-то во время ужина в одиночестве.
Еще на втором этаже я услышала, что внизу, в столовой, очень шумно, причем большую часть шума создавала та компания, которую я видела раньше в лобби. Я ожидала увидеть там Паулу – но ее не было, а обнаружилась она во дворике перед домом, где стояла, дымя сигаретой и почесывая голову. В свете фонарей с лужайки ее вызывающе светлые волосы казались совсем уж оранжевыми.
– У вас там вечеринка, – сказала я, кивая в направлении двери. Она оглядела меня с ног до головы, держа сигарету между двух пальцев, и выпустила из ноздрей две длинные, густые струи дыма, как ракета, которая взлетает в воздух.
– Угу.
– Похоже, они неплохо проводят время.
Она кивнула и стала разглядывать свои руки, особое внимание уделяя ногтям, словно только что сделала экспресс-маникюр.
Я порылась в сумочке в поисках ключей от машины и наконец нашла их.
– В городе есть какое-нибудь местечко, где можно спокойно поужинать?
Паула поджала губы и медленно покачала головой из стороны в сторону.
– Я бы рекомендовала «Олений рог». У них хорошие стейки. И рыба. И замечательный суп.
Слово «суп» она произнесла как «сю-ю-юп».
– И очень вкусный мясной хлеб – он, кажется, даже городским ценителям по вкусу.
– О, да, «Олений рог», – повторила я, запахивая кофту поплотнее, так как ветер оказался прохладнее, чем я ожидала. – Это место выглядит как паб. Вы думаете, там сегодня вечером действительно будет тихо и спокойно?
Паула чуть сморщила нос и закусила нижнюю губу.
– В среду-то вечером? – она пожала плечами. – Да, очень тихо и спокойно.
Она щелчком отправила сигарету во влажную от росы траву и скрылась внутри.
Я решила идти в город пешком. Вечер был прекрасный, а я чувствовала себя виноватой за то, что уже неделю не была в спортзале.
Уличные фонари придавали центру Бейкона уютный янтарный оттенок. По улицам гуляли люди, туристы заглядывали в витрины закрытых уже магазинов и окна офисов. Стайка подростков стояла у дамбы, один из мальчиков стащил с себя бейсболку и надел ее на девочку, стоящую рядом – и они все рассмеялись.
Я подошла к двери «Оленьего рога», ярко-желтый значок пива «Мишлоб» призывно подмигивал мне с окна, словно приглашая заглянуть. Мясной хлеб… Есть столько всяких вкусных вещей – кому в голову придет есть мясной хлеб?! Дайте мне хороший кусок тунца или просто куриную грудку, маринованную в белом вине, это я понимаю – но мясной хлеб?! Впрочем – ладно. Возможно, мои вкусовые пристрастия тоже кажутся некоторым странными.
Держа в руке свой «Форбс», я открыла дверь и оказалась в большом затемненном помещении. С левой стороны была барная стойка, а справа стояли квадратные столики. Играла кантри-музыка, гремела электрогитара и скрипучий женский голос пел какую-то песню, слов которой я не могла разобрать. Внутри было довольно шумно, гул голосов смешивался с взрывами смеха и грохотом посуды. Вот уж точно не назвала бы это местечко «тихим и спокойным», но я уже пришла сюда, а желудок настоятельно требовал еды. Сделав пару шагов вперед, я увидела около двери грифельную доску, на которой от руки мелом было написано: «Каждую среду – два по цене одного». Что ж, это многое объясняло. Смешно, что Паула была не в курсе.