Солнце на антресолях - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Терентьева cтр.№ 9

Папа сказал, что у меня в подсознании живет лентяй и бездельник, который не хочет работать, а хочет ездить на «Бентли» и пить шампанское по три тысячи евро за бутылку. Напиваться пьяным, давить прохожих, проматывать папины деньги и бросать из окна недопитые бутылки шампанского и виски.

Я видела в тот момент мамины испуганные глаза – она сама верит в страшную и таинственную силу подсознания. И представить, что во мне, кроме огромного грубого немца, который запихивает в рот полкурицы, лесоруба, чавкающего и громко хохочущего, драчуна, решающего все свои проблемы кулаками, живет еще и бездельник, который собирается ездить по тротуарам в кабриолете и прожигать папины миллионы (он собирается со мной ими поделиться?:)) – моя мама не может. Вот она и согласилась с моей подработкой в качестве няни двух омерзительных собачек, с усами, бородой, лайковыми сапожками и настоящими драгоценностями.

Думаю, не случайно маме дают редактировать сказки про эльфов и няшные дамские романы, переводные, где у всех героинь фиалковые или, на худой случай, ярко-бирюзовые глаза, герои стройные, накачанные, неженатые, начитанные и надушенные восхитительным одеколоном, который пахнет океаном и рассветом. Я бы не смогла читать с утра до вечера такие книги. Может быть, маме это тоже не особо нравится.

Мама после института немного работала в школе, но, родив меня, засела дома, подрабатывая то здесь, то там. Когда я пошла в первый класс, мама попробовала вернуться на основную работу, но не получилось. Что-то изменилось в школе или в маме, она не смогла управляться с учениками, они ее не слушали. Вот мама и стала корректором. Нет русского слова для этого занятия, потому что уж очень странная профессия. Я думаю так – если человек, который пишет книги, не знает родной грамоты – как же он может писать? А если знает, то зачем тогда мамина работа? Почему столько ошибок?

Мама не любит разговаривать на такие философские темы, у нее от них кружится голова и падает давление. Я знаю, что проблемы с давлением обычно у пожилых людей, но у них давление поднимается. А у мамы – падает. Мама еще молодая, ей пока нет даже сорока лет. У многих моих одноклассников родители гораздо старше. Меня мама родила в двадцать три года. Она училась тогда в аспирантуре, наверно, уходила в отпуск. Но она и об этом тоже не рассказывает.

Все, связанное с моим рождением – тайна, покрытая мраком. Когда-то я думала, что я – приемная. Уж очень подозрительно моя мама отказывалась рассказывать о чем бы то ни было, связанном с моим рождением. Спросить мне об этом некого. Родители моей мамы погибли, когда она была студенткой, и она с тех пор живет совсем одна, у нее нет ни братьев, ни сестер, ни дяди, ни тети. Есть одна взбалмошная родственница на Украине, тетя Рита, пятая вода на киселе, но последние годы с ней никакой связи нет, потому что тетя Рита пошла воевать против России и знать нас больше не хочет. Мама пишет ей открытки на каждый праздник, потому что у нас нет ее нового номера телефона, и к тому же та заблокировала маму в своих контактах в Сети. Но мама все равно пишет и пишет, что мне совершенно непонятно. Если тетя Рита – враг России, то она и наш враг, это логично. Но мама – пацифистка, готовая на любые компромиссы и не желающая воевать ни с кем и никогда.

– Алехандро, заметано? – Папа едва заметно нервничал, ведь я не закричала: «Ура!» Я никогда не кричу «Ура!», когда папа зовет меня на «мероприятия», особенно связанные с убийствами или угнетениями животных, а папа всегда по этому поводу нервничает. – В одиннадцать я у тебя! Джонни и Глебушка о тебе соскучились!

Джонни – это, конечно, Ваня. Но они его так зовут – не в шутку, всерьез, что приводит меня в бешенство. Веками некоторые из наших людей смотрели на Запад и искали там примеры для подражания – говорили и писали на французском, немецком. В прошлом столетии, в самом конце которого я родилась, заговорили и на английском, благодаря тому, что Америка, отсидевшись за океаном во время обеих мировых войн, стала сверхдержавой, учителем всех народов и главным производителем кинофильмов, второсортной литературы и учебников «Как стать счастливым», «Как стать богатым», «Как стать здоровым». И некоторые, как, например, семья моего папы или моя учительница английского языка в школе, нежно любят иностранцев, как далеких потерянных родственников.

Может, это какой-то зов предков? Осел у нас француз, не добежавший обратно до Парижа в 1812 году, или немецкий дядька-гувернер пустил корни, женился, завел детей, чьи праправнуки теперь с тоской смотрят на Европу и не могут понять, почему их туда так тянет, почему им все европейское кажется родным и прекрасным, а наше – убогим и чужим.

– Папа, я…

Я замялась. Ведь я пока не говорила папе о своем волонтерстве, не уверена, как он к этому отнесется. А сказать еще, и что я променяю папу, Джонни и Глеба на двух бородатых и усатых йорков и пятьдесят рублей, которые мне заплатят за десятиминутную прогулку с ними, – это унизить папу и его сыновей. Хоть папа и считает, что лучше зарабатывать копеечку, чем грезить о «Бентли» и шикарной жизни, в данном конкретном случае он просто обидится и бросит трубку – я отлично знаю своего папу. – Давай в одиннадцать тридцать, хорошо?

– Ленишься! Все ленишься и спишь! – укоризненно сказал папа. – Вот мои мужики уже встали и сбегали в бассейн! А ты бока отлеживаешь!

Бассейн находится на минус первом этаже папиного дома. Еще у него в доме живут такие богатые люди, что другим жителям в один лифт с ними заходить не разрешается. Если они едут, то охранники оттесняют всех и не дают войти. Я рада, что живу не в том доме, особенно после того, как папа рассказал, что однажды автоматчики заставили всех лечь на пол в лифте, потому что ехал какой-то восточный гость и рядом с ним нельзя было стоять. Он захотел войти в лифт – и вошел, не стал ждать пустой. А остальных положили на пол. Но в бассейн я бы тоже с удовольствием бегала каждое утро, если бы он был у нас в доме.

Папа пожурил меня и согласился, а я встала, сделала зарядку и побыстрее пошла к своим собакам, их же надо успеть выгулять. Я, конечно, преувеличиваю, когда говорю, что ненавижу их, и называю их мусором.

Вчера, например, когда мы топтались с Веней и Алисочкой у нашего подъезда – дальше я никак не смогла уговорить их пойти, – мимо нас пробежал мужчина в спортивном костюме, а за ним, едва поспевая, очень бойко и радостно промчался совершенно голый йорк – мальчик или девочка, я не поняла, но веселый и безо всяких украшений, сапожек, жилеток, шапочек. Мои дохляки проводили чужого йорка растерянными взглядами.

Веня сидел в луже – из вредности, чтобы поскорее пойти домой, а Алисочка беспомощно поднимала переднюю лапку и жалобно смотрела на меня, то и дело облизываясь – она знает, что на Нелли Егоровну вид ее высунутого языка оказывает волшебное действие, та сразу начинает сюсюкать, улюлюкать, брать Алисочку на руки, целовать, кормить конфетами, муссами, мороженым…

И я вдруг поняла – они ведь не виноваты. Могли бы так же бегать, не имея гардероба дорогой одежды и пяти шкатулок с украшениями. И как-то меньше стала их ненавидеть.

Нелли Егоровна ведет активную жизнь в Сети и все время фотографирует своих собачек. Ставит их фото, снимает короткие видео – например, как Веня бежит по квартире. Он бегает, потому что ему больше нечего делать, а Нелли Егоровна ходит за ним с включенной камерой и приговаривает низким голосом, как будто это говорит сам Веня: