Забирая дыхание - читать онлайн книгу. Автор: Сабина Тислер cтр.№ 27

Он надел наушники и выставил громкость до отказа. Басы глухого техно-ритма гремели у него в мозгу, словно он изо всех сил бился головой о стену. Они вышибали мысли до тех пор, пока он не забыл, что вообще-то еще жив.

— Мама, ты меня слышишь?

Никакой реакции. Генриетта фон Штайнфельд сидела в кресле, напоминая экспонат в музее восковых фигур мадам Тюссо. Лицо ее оставалось неподвижным и застывшим, при этом выглядела она необычайно хорошо. Ее кожа казалась более гладкой, чем обычно, и если нанести чуть-чуть грима, то можно было бы подумать, что она прошла курс омоложения.

Она дышала ровно, но Матиас заметил, что она слишком редко моргает.

— Ты хорошо выглядишь, мама.

Эта фраза, словно по волшебству, всегда вызывала улыбку на ее лице, но в этот раз ничего не случилось.

«Я этого не выдержу, — подумал Матиас, — это ад на земле. Это выше моих сил».

Он положил ее ладонь на свою.

— Как думаешь, у тебя получится один раз сжать мою руку, если ты хочешь ответить на мой вопрос «да», и два раза, если ты хочешь сказать «нет»? Давай попробуем?

Она не сжала его руку, но, может быть, его последние слова она не восприняла как вопрос.

— Хорошо, тогда начнем. Ты сегодня уже обедала?

Она не сжала его руку.

— Ты понимаешь, что я говорю?

Ничего. Как может человек сидеть так дьявольски тихо?! Это просто невозможно представить!

— Может, тебе будет легче, если при ответе «да» ты просто будешь закрывать глаза, а «нет» — мигать два раза?

Она никак не отреагировала.

— Я считаю, что в комнате очень тепло. Тебе жарко?

Ее глаза остались неподвижными и открытыми.

— Может быть, снять с тебя куртку? Хочешь чего-нибудь выпить? Может, вывезти тебя в сад?

Он постепенно начал выходить из себя. Ему хотелось потрясти ее или ударить, сделать ей больно, чтобы она вынуждена была защищаться и двигаться.

Он в нерешительности стоял в комнате и смотрел на те немногие картины, что висели в комнате. Портрет женщины в голубом и белой соломенной шляпе над ее кроватью. В руке женщина держала красную герберу и, опустив голову, смотрела на цветок, словно вот-вот собиралась начать отрывать лепестки: «Любит, не любит…»

Матиасу картина показалась примитивной и невыносимо китчевой.

Над телевизором висела распечатка пейзажной фотографии. На холме одинокий дом, а рядом несколько кипарисов. Перед домом — цветущее поле подсолнухов. Красное, как жар, солнце опускалось за холмы, погружая местность в оранжевый цвет. «Тоже китч, — подумал он, — зато реальность». Фотография понравилась ему настолько, что он не мог оторвать от нее взгляда.

«Да, — подумал он, — да, я уеду». Он снова уехал бы в Италию, в Тоскану, которую любил, которая стала для него почти второй родиной. Там он, в принципе, чувствовал себя дома больше, чем в холодной сухой Германии, где вино было терпким, пейзажи бледными, а молодые мужчины лишь изредка страстными. Он тосковал по теплу. По музыке и красоте Давида — скульптуры Микеланджело.

Пока мать находилась в реанимации, она была под контролем, и он мог без особых забот уезжать. Когда она будет дома и ей потребуется круглосуточный уход, все усложнится.

Когда зазвонил мобильный, Матиас воспринял это почти как оскорбление своих чувств. Он встал, отошел на пару шагов от матери и ответил на звонок.

— Фон Штайнфельд.

— Приветствую вас, это Герсфельд.

— О, доктор Герсфельд! Рад вас слышать.

— Мы покупаем дом.

Матиас застыл с открытым ртом, не решаясь что-то сказать.

— Мы хотели бы пригласить вас на ужин, чтобы обсудить формальности. Когда вам будет удобно?

— В любое время.

— Скажем так, сегодня в двадцать часов в ресторане «Клостерхоф»?

— С большим удовольствием.

— Хорошо, тогда до вечера.

Доктор Герсфельд отключился.

С ума сойти! Матиасу хотелось закричать от радости, вытащить мать из инвалидного кресла и закружить ее в танце. Три миллиона сто тысяч, и из них добрых двести тысяч выпадало на его долю. Фирма по торговле недвижимостью принадлежала ему одному. Оба его сотрудника не получали процентов с прибыли, а имели твердый оклад, и Матиас считал, что это по-царски, им не на что было жаловаться. Двести тысяч моментально! Достаточная причина, чтобы сойти с ума от радости.

— Мама, я только что совершил сенсационную сделку. Проси что хочешь, я отвезу тебя куда угодно. К морю, в горы, куда скажешь. И я куплю тебе то, что ты захочешь. Инвалидное кресло с электрическим приводом, в котором ты сможешь передвигаться, нажимая на кнопку. Что ты думаешь по этому поводу?

Было бы очень хорошо, если бы она отреагировала хоть сейчас, но она этого не сделала.

«Хуже всего то, что она даже не сможет убить себя с помощью цианистого калия, если бы и захотела, — подумал Матиас. — Она вынуждена влачить жалкое существование, словно растение».

И ему захотелось убить ее. Из любви. Однако не здесь, не в этом сверхохраняемом медицинском учреждении.

Не прощаясь, он вышел из комнаты.

Казалось, что семья, сидевшая напротив него, была взята из книги с картинками. Чрезвычайно обходительный отец, спокойная и всем довольная мать, восемнадцатилетний сын с великолепными манерами, который, похоже, без потерь пережил период полового созревания, и вертлявая, вредная шестнадцатилетняя дочка, к которой отец явно благоволил и которая могла позволить себе все, что угодно.

Уже за аперитивом доктор Герсфельд перешел к делу:

— Как я уже сказал по телефону, вилла у озера нам чрезвычайно понравилась и мы намереваемся купить ее.

— Но Бастиан и я ее пока не видели! — возразила Амалия. — Может, она нам вообще не понравится, а ведь, в конце-то концов, нам тоже придется там жить.

«Маленькая жаба, — подумал Матиас, — заткнись и не усложняй дело!»

— Дом вам понравится, в этом я совершенно уверена, — ответила мать. — Кто еще живет в центре Берлина на острове с прекрасным видом на Ваннзее? Определенно, что никто из ваших друзей.

— А когда мы по вечерам будем возвращаться с дискотеки, нам что, добираться до дома вплавь? — Амалия явно была настроена на скандал.

— На остров ведет дорога.

— Значит, это не остров.

Ирис вздохнула:

— Строго говоря, нет. Но зато это очень практично.

— Как ты считаешь, Бастиан?

— Я смотрю на это без фанатизма. В конце концов, я здесь долго жить не буду. После окончания школы я уеду. Значит, делайте все, что хотите.