— Как я понял, Амалия Константиновна, расследование нешуточное? — спросил Марсильяк.
Баронесса ввела его в курс дела, рассказав обо всех событиях вечера и ночи, передала имеющиеся в ее распоряжении вещественные улики и повела знакомить с гостями.
Евдокия Сергеевна, наконец-то завидев законного представителя власти, так расчувствовалась, что чуть не пустила слезу умиления. Владимир Сергеевич долго тряс руку следователя и бормотал, что очень, очень рад знакомству. Антуанетта Беренделли присела в церемонном реверансе и сказала, что от всей души надеется на то, что убийца ее отца не уйдет безнаказанным. Иван Андреевич во всеуслышание объявил, что теперь, когда дело передано в руки господина Марсильяка, он наконец-то чувствует себя в безопасности. Павел Петрович на правах хозяина дома сразу же пригласил гостя и его помощника устраиваться, где им удобно, и высказал готовность сделать все, что ему прикажут. Сдержанно встретили Марсильяка разве что доктор де Молине, у которого на то имелись свои причины, и Никита Преображенский. Композитор вообще был мрачен — присутствующие, судя по всему, уже успели записать его в убийцы графини и прочно игнорировали молодого человека. Только Варенька Мезенцева пыталась поддержать с ним разговор под пристальным взглядом Александра, который стоял возле камина, скрестив руки на груди.
— С чего вам угодно начать, господин следователь? — спросила Анна Владимировна, глядя на Марсильяка влажными, добрыми глазами.
Аполлинарий Евграфович немного подумал и сказал:
— С вашего позволения, я хотел бы сначала осмотреть место преступления.
— Я могу вас проводить… — Павел Петрович был сама услужливость.
— Ни к чему, — ответил Марсильяк, — мне вполне достаточно госпожи баронессы. Соболев, вы пока останетесь здесь… Идемте, Амалия Константиновна.
Он коротко поклонился дамам и, пропустив вперед баронессу, двинулся к дверям.
Глава 26
Коробка с патронами
Когда следователь в сопровождении своей спутницы вышел из комнаты, гости зашевелились и стали переглядываться. И, хотя ровным счетом ничего еще не произошло, почти каждый из них испытывал нечто вроде облегчения.
— Наконец-то хоть что-то прояснится, — вздохнула Евдокия Сергеевна, обмахиваясь веером.
— Для меня уже все ясно! — воинственно объявил Владимир Сергеевич. — И я искренне уповаю, что тот мерзавец, который убил моего брата, — при сих словах он весьма недвусмысленно покосился на слегка побледневшего композитора, — окажется в Сибири!
— Сударь, — холодно откликнулся Никита, — позвольте вам напомнить, что сейчас не Средние века. В нашей стране, прежде чем обвинить человека, его вину надо доказать!
— А какие еще доказательства нужны? — пожал плечами Павел Петрович. — Вы поссорились с госпожой графиней, взяли ружье, а потом…
Никита мрачно посмотрел на него.
— Вы слышали, чтобы я с ней ссорился? — спросил он, зло покривив рот.
— Не слышал, — тотчас же пошел на попятный хозяин дома. — Но, может быть, другие слышали? — И он победно оглядел гостей.
— Господа, — вмешался доктор, который во время вышеупомянутого разговора испытывал невыразимо тягостное чувство, — может быть, нам не следует торопиться с выводами, которые абсолютно ни на чем не основаны?
— А! — отмахнулся Владимир Сергеевич. — Оставьте подобные глупости баронессе Корф. Не спорю, у этой дамы множество достоинств, но умение распутывать убийства явно не входит в их число!
— Что такое там происходит? — недовольно спросил Марсильяк.
Его чуткий слух уловил какой-то шум в одной из комнат. Следователю показалось даже, что кто-то несколько раз вскрикнул, но затем почти сразу же наступила тишина.
— Если в доме еще кого-то убили, — обронила Амалия, пожимая плечами, — то мы вскоре узнаем.
Они находились в тот момент в малой гостиной. Марсильяк осмотрел тело, лежавшее на диване, и перевел взгляд на пустое место над бюро. Именно здесь висела марсельская двустволка, из которой застрелили двух человек.
— С кинжалом все ясно, — сказал следователь, — его действительно мог взять только человек высокого роста. А вот ружье…
— Ружье висело так, чтобы Павлу Петровичу, который им гордился, было удобно его доставать — хозяин дома не слишком высокого роста, — пояснила Амалия. — Так что, в принципе, ружье мог взять любой.
— Полагаю, вы правы, — заметил Марсильяк. — Значит, вы полагаете, что нам предстоит расследовать два различных дела?
Множественное число — местоимение «нам» в его речи — вовсе не было данью вежливости. Аполлинарий Евграфович слишком хорошо знал баронессу, чтобы позволить себе пренебрегать ее мнением по поводу чего бы то ни было.
— Да, — согласилась Амалия. — И первое дело — убийство хироманта — представляется мне особенно любопытным. Преступление кажется сложным и запутанным лишь потому, что мы не знаем всех предшествующих обстоятельств. Поэтому, я полагаю, вам стоит отправить вашего помощника навести справки по поводу тех людей, о которых я вам говорила.
— Пожалуй, я последую вашему совету, — промолвил Марсильяк. — Хотя ваши доводы… — Он умолк и пожал плечами. — Другому, может быть, они представились бы странными, но я готов попробовать. А что вы думаете о втором деле? Кто, по-вашему, застрелил графиню Толстую и господина Городецкого?
— Вот тут, хоть мне и стыдно признаваться, я даже не знаю, что и думать. Ведь круг подозреваемых еще более узок, чем в случае с первым убийством. Но ни один из них, по здравом размышлении, на роль убийцы не подходит.
Марсильяк поморщился и поглядел на бюро.
— Вы можете поручиться, что во время дуэли в доме, если не считать слуг, осталось только шесть человек? — внезапно спросил он.
— Могу, — ответила Амалия. — Это, во-первых, те двое, которые стали жертвами, и еще четверо людей, а именно: хозяйка дома, Евдокия Сергеевна, Антуанетта Беренделли и господин Преображенский. — Она поколебалась и добавила: — Павел Петрович выбежал в сад последним, но я не думаю, что данная деталь существенна. Хотя, если у него был сообщник… — Баронесса поморщилась.
— Вам что-то не нравится? — с любопытством спросил следователь.
— Да, не нравится, и даже очень, — раздраженно отозвалась Амалия. — Мы ничего не знаем про мотивы, что никуда не годится. Почему убили Елену Николаевну? А Константина Сергеевича? Был ведь колоссальный риск — стрелять в доме, полном людей! К чему убийце идти на него? Допустим, композитор поссорился с… со своей дамой сердца. Настолько, что тут же решил ее убить? Нелепо как-то. Или Анна Владимировна, пока Антуанетта искала соль, а Евдокия Сергеевна глазела в окно, за ее спиной выбралась из комнаты и зачем-то убила двух человек? Или Евдокия Сергеевна на самом деле никуда не глазела, а убедившись, что Антуанетта ушла и Анна Владимировна лежит без сознания, пошла убивать графиню Толстую? Или Антуанетта, которая даже не собиралась появляться на вечере, а лишь заехала за отцом, притворилась, будто вышла за солью, а сама взяла ружье и застрелила двоих гостей? Почему? Месть за отца, поскольку она решила, что они причастны к его убийству? И как же она ухитрилась обернуться, если Евдокия Сергеевна говорит, что Антуанетта почти сразу вернулась? А может быть, все еще проще — две последующие жертвы являются свидетелями первого убийства, и поэтому преступник предпочел избавиться от них. Тогда тот, кто зарезал Беренделли, и тот, кто застрелил графиню и адвоката, одно лицо. А возможно еще, что мы имеем дело не с одним человеком, а с двумя, потому что у первого убийцы был сообщник… Вы понимаете, о чем я?