– Опять ты пьян?
Не дождавшись ответа, полковник перешел на крик:
– Ну все, пан Гусицкий, моему терпению пришел конец. На сей раз тебе ни прошлые заслуги, ни заступничество уважаемых персон не помогут. Мало вам того, что из хорунжих не в полковники, а обратно в вахмистры угодили? Придется, видно, поступить по всей строгости законов воинских!
Немного успокоившись, он строго заявил:
– Из уважения к доблести твоей не стану вешать. Утром перед всем полком прикажу расстрелять.
Пока Адамович распекал незадачливого пьяницу, Княжич занят был своими мыслями. В том, что Сашки одолеют часовых у входа и подручных вахмистра, хорунжий не сомневался, но вот удастся ли им сделать это без шума, да так, чтобы никто не увидал со стороны, Иван уверен не был. Однако, услышав о назначенном Гусицкому наказании, он с превеликим изумлением глянул на полковника.
«Ох и порядки у католиков, все у них не как у людей. Ну, выпил человек толику малую, так что же, смертью теперь его казнить. Нет, паны ясновельможные, не приживетесь вы со своими нравами суровыми на русской земле. Власть народ наш шибко уважает, иные аж трепещут перед ней, но лиши она возможности их пить да воровать – все, как один, на бунт поднимутся, в особенности мы, казаки. Не для наших душ мятежных такая правильная жизнь», – подумал он.
Почуяв взгляд Варшавского посланника, полковник наконец-то обратился к Княжичу:
– Что, сударь, удивлены моею строгостью, а как иначе поступить прикажете. Дай таким воякам волю, – кивнул Адамович на несчастного выпивоху, – так московиты как баранов нас повырежут.
Протягивая Ваньке руку, он доброжелательно добавил:
– Давайте, что там у вас.
Иван с поклоном подал вынутую из кармана грамоту и, убедившись, что полковник, готовясь к чтению, выпустил его из виду, потянул из рукава кистень. Задача у хорунжего была нисколь не легче, чем у Маленького с Ярославцем. Если Сашкам предстояло быстро и без шума убить своих противников, то ему их надо было взять живьем, по крайней мере, Адамовича.
Видя, как полковник без малейших колебаний сорвал печать с королевского послания, Княжич убедился окончательно, что он именно тот, кто нужен Шуйскому. Лишь ближайший советник, посвященный во все тайны повелителя, мог себе позволить сделать это.
В тот миг, когда увидевший замысловатую арабскую писанину пан Адамович поднял изумленный взгляд на варшавского посланника, поданный Иваном свиток был случайно завалявшимся у Новосильцева письмом султанского визиря, хорунжий пустил в ход свой кистень. Оружие сие очень даже непростое, в рукопашной схватке и кинжалу не уступит, но бить им надобно умеючи. Если хочешь насмерть зашибить – бей в висок, ну а ежели только оглушить – вдарь по лбу. Искушенный с юных лет во всех тонкостях владения оружием бывший есаул воровской ватаги атамана Кольцо именно так и поступил. Не успел полковник, не то чтобы упасть, но даже покачнуться, как Княжич, негромко свистнув, снова опустил кистень, теперь уже на преисполненную запоздалым раскаянием голову вахмистра. Этого, конечно, надо было убить, однако в последний миг Ванька сжалился над добродушным пьяницей, а потому ударил его лишь вполсилы и тоже в лоб.
8
Как только хорунжий с вахмистром вошли в шатер, Сашка-старший спешился и, якобы разминая затекшие от долгой верховой езды ноги, приблизился к часовым. Телохранители Адамовича знали свое дело, они тут же встали рядом с ним по обе стороны. Когда раздался условный свист, внешне худощавый, но жилистый и на редкость сильный Ярославец молниеносно ухватил их за волосы да вдарил друг о друга лбами так, что, не издав ни звука, шляхтичи повисли на Сашкиных руках.
Не оплошал и Маленький. Метнув прямо из рукава кинжал в горло бывшего по левую руку от него поляка, казачонок соколом слетел с седла. Сбросив наземь другого своего супротивника, он принялся его душить, не давая вскрикнуть. Ярославец затолкнул оглушенных часовых в шатер и ударом кинжала прикончил ляха, вертевшегося под Маленьким, словно уж на сковородке.
Войдя в жилище начальника королевской стражи, лазутчики увидели, что их хорунжий уже вяжет уткнутого лицом в ковер полковника. Перешагнув через его незадачливых телохранителей, Ярославец приказал Сашкемладшему:
– Добей их, – а сам бросился на помощь Княжичу.
Казачонок в точности исполнил приказ полухорунжего, так шутливо окрестили Александра казаки знаменной полусотни. Не сморгнув и глазом, он перерезал ляхам глотки и встал у входа.
Адамович очухался довольно быстро. Выплюнув набившийся в рот ему ковровый ворс, полковник попытался закричать, но тут же снова сник, получив нешуточный удар по голове крепким Сашкиным кулаком.
– Полегче, а то убьешь невзначай, где еще найдем такого, – шутливо побранил Иван своего верного друга, малость поразмыслив, он предложил: – Давай, чтоб не блажил, в ковер его, что ли, закатаем.
Сказано-сделано, в один миг главный королевский телохранитель был завернут в мягкую персидскую шерсть. Легко взвалив на плечи тщедушное тело пана, казаки вышли из шатра. Маленький уже стоял возле коней.
– Вроде тихо пока, – шепнул он Княжичу, опасливо озираясь по сторонам.
Когда Иван стал укладывать пленника на спину Лебедю, казачонок заботливо спросил:
– Не тяжко ему будет? Может, для полковника шляхетского коня возьмем?
– Нет, Сашка, пусть ясновельможный пан при мне находится, так оно надежнее. Еще неизвестно, как мы будем отсюда ноги уносить, – возразил хорунжий.
Столь удачное начало вылазки во вражий стан не расслабило Ивана. Княжич уже давно и твердо усвоил нехитрую истину – легко и просто в этой жизни ничего не достается. Предположения его довольно скоро начали сбываться.
Скрываясь за обозными телегами, казаки стали выбираться из шляхетского лагеря. До оцепления было еще саженей двести с лишним, когда за их спиной раздался истошный вопль:
– Караул, казаки полковника похитили!
Даже не оглядываясь, Ванька сразу же признал нового знакомца вахмистра.
«Быстро очухался, чертила пьяный, а ушлый-то какой, сразу понял, с кем имеет дело», – совсем беззлобно подумал он. Впервые в жизни Княжич не убил врага, которого не то что мог, а должен был убить, и почему-то вовсе не жалел об этом.
Однако времени терять было нельзя. Вдарив плетью Лебедя, Иван помчался в сторону реки, увлекая за собой своих товарищей. Часовые, что стояли у ближайших костров, попытались перехватить лазутчиков. На помощь им уже со всех сторон бежали их собратья, поэтому хорунжий не стал даже пытаться обойти заслон, а пошел напролом.
До безумия смелая атака удалась. Ошарашенные казачьей дерзостью католики немного оплошали. Вместо того чтоб подпустить беглецов поближе да пальнуть по ним в упор, они начали стрелять как раз тогда, когда трое смельчаков уже успели удалиться от огней, горевших в польском стане, но не попали еще в свет сторожевых костров. Разрозненный, нестройный залп не принес вреда Ваньке с Сашками, и лазутчики на всем скаку врубились в пешую толпу. Неодолимый в сабельном бою хорунжий в один миг развалил напополам трех поляков. Какой-то шибко ловкий шляхтич все же попытался стрельнуть ему в спину, но не успел, пав от удара сабли Ярославца. Вид жертв Иванова булата заставил ляхов расступиться. Увидав, что путь свободен, Княжич обернулся к Сашкам и крикнул: