Моя война с 1941 по 1945 - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Фёдоров cтр.№ 41

Несмотря на то что мы представились, после рукопожатия последовал вопрос:

– Кто вы такие, откуда идёте?

Мы ответили несколько подробнее, но, когда русский перевел, на лицах французов появилось недоверие, и худощавый сказал:

– Что-то не верится, что можно было пройти такой путь и не попасться.

Я ответил, что к сказанному можем добавить только детали, а сам факт не стоит оспаривать – ведь мы здесь.

– Мы можем проверить то, что вы рассказываете, – пригрозил эмигрант. – За короткое время с момента, как мы узнали о вас, мы уже сумели проследить ваш путь от Мёлена до Фонтен-Франсез.

И он начал сыпать наименованиями деревень и поселков, где мы были замечены местным населением.

Нас поразила хорошо организованная связь (очевидно, телефон сыграл немалую роль) у этих людей, и мы выразили им свое восхищение. Я добавил, что мы готовы подождать, пока они не выяснят весь проделанный нами путь, и что мы можем им помочь, называя некоторые пункты.

Они посовещались, и переводчик обратился к нам:

– Ну, предположим, что мы вам поверили, чего вы хотите от нас?

– Чтобы вы помогли нам вступить в «маки́». Мы хотим драться с немцами.

– А почему вы думаете, что мы имеем связь с «маки́»?

– Мы не думаем, а слышали об этом

– От кого?

Мне ничего не оставалось, как сообщить о поляке, который послал нас к Калё.

Наши собеседники переглянулись и стали переговариваться. Потом переводчик сказал:

– Хорошо. У нас есть связь с «маки́». Но просто так сразу мы вас не можем рекомендовать. Придется подождать.

– Мы согласны, но помогите нам где-то остановиться.

Они опять посовещались.

– Питаться и находиться днём вы будете у месье Калё, а ночевать в сарае у этого господина, – указал эмигрант на худощавого француза. – Теперь хозяин нас приглашает за стол.

Мы вошли в гостиную, в которой был накрыт стол. Все уселись, и хозяйка налила первое. Хозяин предложил тост за встречу. Выпили по большой глиняной кружке красного вина.

За едой нас расспрашивали, откуда мы родом, кем были в армии, где воевали и попали в плен, откуда бежали. Это был допрос, но скрывать что-то не имело смысла. Мы только прибавили себе армейские чины – я назвался капитаном, а Яшка – лейтенантом. В этих чинах мы оставались и в партизанском отряде.

После ужина, а по-французски обеда, и обильного возлияния мы направились на ночлег к худощавому французу, который жил на другой стороне улицы, наискосок налево. Было темно, моросил дождь, и нас никто не видел. По дороге русский назвал свое имя, отчество и фамилию, которые я уже забыл, и сказал, что он владеет оптической мастерской и снабжает всю округу очками.

Ночевали мы в сарае на сене. Рядом с нами стояли лошади, их присутствие было приятно.

Наутро мы опять пожаловали в дом Калё, где хозяйка нас слегка накормила и посоветовала посидеть в саду на солнышке. Мы прошли в сад и закурили. Настроение было хорошее – ведь до «маки́» рукой подать – и в благодарность хозяину мы решили вскопать всю землю в саду, поскольку заметили, что она используется под овощные культуры.

Наши жесты хозяйка сразу поняла и с улыбкой принесла нам лопаты. Часов в двенадцать, потные и довольные, мы сели за второй завтрак, который был плотнее первого. Копали мы огород до вечера, а когда появился хозяин, то, увидев результат наших трудов, обрадовался и поблагодарил нас.

После обеда пришел эмигрант и рассказал нам о перипетиях войны. О наших победах он почему-то рассказывал без восторга, в отличие от ранее встречавшихся нам эмигрантов. Мы тогда не обратили на это внимания – ликовали. И лишь через шестнадцать с небольшим лет мне стала понятна его сдержанность. Но об этом позже.

Следующий день прошел примерно так же, с той лишь разницей, что вечером эмигрант учил нас играть в «билет» (французская игра в карты).

На третий день мы закончили вскапывать землю под огород, а вечером возникла серьезная перепалка между нами и двумя пришедшими французами, которых нам представили как партизан – «макизаров».

Спор шел на политические темы. «Макизары» твердили, что большевистский строй для Франции не подходит. Мы не отрицали это, но говорили, что наши оппоненты не знают нашего строя, и что он не так плох, как его изображают буржуазная и гитлеровская пресса. «Макизары» критиковали советский строй, черпая аргументы из прессы. А мы, воспитанные при советской власти в любви к Родине, партии, Сталину, не могли молчать и с азартом молодости спорили с ними. Оппоненты тоже не отличались хладнокровием. Спокоен был только Луи Калё. Его глаза умудренного жизнью человека смеялись. Он молчал и потягивал вино. Переводчик тоже не волновался, но видно было, что интерес к дискуссии у него велик.

Разошлись мы далеко за полночь, оставшись каждый при своем мнении. На наш вопрос о «маки́» мы получили ответ – ждите.

Разгоряченные спором, мы долго не могли заснуть на сене, поэтому не проснулись в обычные семь-восемь часов. Примерно в десять нас разбудил переводчик и торжественно пригласил к себе. Шёл он с нами по улице, не таясь и не скрываясь. Его дом с мастерской, на витрине которой лежали всевозможные очки, находился почти в центре местечка. Мы шли мимо старых, в основном, двухэтажных, обвитых плющом домов.

Дверь открыла худенькая женщина лет пятидесяти и пропустила нас в столовую. Стол был накрыт, посередине красовалась бутылка «смирновской» водки (из довоенных запасов, как объяснил нам хозяин). Хорошая сервировка стола, водка, обильная закуска вселили в нас уверенность, что сейчас состоится наше посвящение в «макизары». Мы пили, ели и ждали. Но, когда закончился завтрак, хозяин встал и торжественно заявил примерно следующее:

– Я русский человек и рад видеть русских людей у себя в доме. Неважно, что вы советские, а я белый эмигрант. Я, как и все, радуюсь и горжусь победой русского оружия. Годы и здоровье не позволяют мне уйти в лес, а то бы я бил врагов моей Родины. Вы хотите стать партизанами, но, к сожалению, вас не берут в «маки́», вы слишком «красные», сказали нам вчера руководители «маки́». Поэтому мой вам совет – спешите в Швейцарию. Там вас интернируют, и вы в безопасности дождётесь конца войны. В дорогу примите наш скромный подарок, – и он протянул каждому по конверту.

Машинально мы взяли конверты, в которых лежало по 100 франков, машинально произнесли слова благодарности, молча расцеловались с хозяевами, с равнодушием приняли благословение хозяйки и пожелания счастливого пути.

Разочарование было так сильно, что мы молчали примерно час пути. Не заметили красот (если они были) Фонтен-Франсез и, как вышли из городка, даже не обращали внимания на встречных, а среди них могли быть и немцы – фельджандармы…

Погода стояла солнечная. Постепенно мы приходили в себя и начали ругать французов. Тогда я не мог вообразить, что через шестнадцать лет приеду в Фонтен-Франсез к Луи Калё вместе с друзьями-партизанами, и он расскажет мне о том, о чем в тот день я не мог и подумать. Узнаю правду, о которой не знал в то далекое и бурное время.