И однажды Людмилу пригласили на такие невероятные похороны, от которых она не отказалась лишь в силу нового азарта. Хоронили криминального авторитета. Приглашенных было море. Депутаты, чиновники и, разумеется, братья по разуму. Старые и новые авторитеты. Не было только вдовы. То ли ее вообще не было, то ли для нее светиться на публике было нежелательным.
На этом погребении Людмиле не пришлось ничего говорить. Она была примерно в той же роли, что и Вика на похоронах «своего Вадика». Таинственная, интересная дама, которая никому не представлялась, просто печально стояла и принимала соболезнования.
Речей было много. И в стихах, и по длинным шпаргалкам. Все в сильный микрофон. Распорядители заказали памятник — в рост, с большим количеством литого золота. На огромном листе должны были золотом выбить стихи.
Людмила стояла картинно, как статуя скорби, но в некоторых слишком пафосных и ярких местах длинных речей ей приходилось сильно сжимать в кармане брелок для ключей в форме сердечка, чтобы причинить себе боль острым углом. Она была по природе веселым и смешливым человеком. А все эти убивающиеся урки, клянущиеся в своем уважении чиновники, весь этот трагикомичный фарс был похож на итальянский фильм. И когда она получила свой гонорар, то почувствовала себя Софи Лорен, не меньше. И переспросила несколько раз: «Вы точно ничего не перепутали?» Чем очень развеселила распорядителя с булыжниками бриллиантов едва ли не на каждом пальце.
И это был гонорар лишь за процедуру погребения. Поминки, точнее поминальные торжества, происходили в дорогом частном ресторане, окруженном охраной в несколько слоев. Людмиле показалось, что охраняет именно полиция. Что делало ситуацию совсем уже пикантной.
Там был момент, когда в зале над столами с невероятной роскошью блюд и напитков главный ведущий, по официальной версии — друг покойного, потребовал полной тишины и с почтительным поклоном обратился к Людмиле:
— Уважаемая Людмила, мы понимаем вашу боль, ценим вашу выдержку. Вы сильный человек и прекрасная женщина. Но здесь все свои. Мы ждем ваших слов, никто до вас не решится помянуть нашего славного товарища.
Людмила встала, помолчала, что все поняли, как преодоление боли и страдания. На самом деле они забыли ее предупредить, что нужно будет сказать тост, да еще такой значительный. Потом произнесла в гробовой тишине огромного зала:
— Скажу просто. Моя любовь не стала прошлым. Я люблю. И это сильнее смерти. Верь мне, мой дорогой. Всем спасибо за поддержку и понимание.
Людмила еще постояла, а рядом с ней зашелся в скупом мужском плаче друг покойного. И минут десять к Людмиле молча подходили мужчины и бережно касались губами ее пальцев.
Через пятнадцать минут распорядитель шепнул ей на ухо, что она может встать, попрощаться с ведущим, кивком с гостями и идти за ним к выходу. Дальше пойдут серьезные разговоры.
Ее уже ждал элегантный и торжественный шеф-повар в черном костюме. Тоже выразил соболезнования. И в течение пяти минут мимо Людмилы, с трудом скрывавшей изумление, несли красивые коробки и пакеты с упакованными блюдами и напитками. Все это поставили в черный джип, водитель почтительно открыл перед Людмилой дверь. Распорядитель поцеловал ее руку, и вдруг в ней оказался плотный конверт. Гонорар за тост. Людмила заглянула только в машине, отделенная шторкой от водителя, и ахнула. Она раньше никогда не держала в руках таких денег.
За ужином Людмила вспоминала, сколько раз в жизни ее Катя пробовала черную икру. Именно пробовала: тонкий слой на бутерброде. Других изысканных и невероятных блюд не видел никто из них никогда. Катя и Юра за полчаса не произнесли ни звука: рты были заняты. А Люда увидела, как шелохнулся животик дочери под легким платьем. Это внук толкнул пяткой или головкой от удовольствия. Людмила налила себе второй за вечер бокал густого французского коллекционного вина столетней выдержки и произнесла про себя: «Спи спокойно, мой незнакомый друг. Вот теперь я тебя помянула».
Ночью она не могла уснуть, встала, включила компьютер и стала искать информацию по созданию благотворительных фондов. В мозгу горела даже не идея, а пока просто фраза: «Мы вместе». Должно быть какое-то свободное, человеческое, а не казенное объединение небезразличных людей, к которым могут обратиться все обездоленные, беззащитные и беспомощные. Обратиться без очереди, записи, без справки и бумажки. Просто люди должны приходить к людям, зная, что им помогут. Она так хорошо видела этот коллектив. Была уверена, что сумеет выбрать нужных специалистов. А пока… К кому обратиться за юридической консультацией? Она и не знает никого из юристов, кроме того частного детектива, который сотрудничает со следствием по делу Лени Зимина. Сергею Кольцову Людмила утром и позвонила.
— Ничего невозможного, — ответил Сергей, выслушав ее. — Скромная частная фирма, помощь до привлечения специалистов, налаженные контакты с кругом специалистов, волонтеры. По факту реальных дел могут появиться спонсоры. Если хотите, поищу вам среди своих клиентов человека с подобным опытом. Есть, к примеру, несколько частных фондов помощи онкобольным.
— Да, буду очень благодарна. Конечно, спешки никакой. Просто присматриваюсь, набираюсь опыта. Может, и решусь.
Утром Людмиле позвонила Вика.
— Привет, подруга, — хрипло сказала она и покашляла. — Болею я. Слышишь, как меня разрывает? Ничего не помогает.
— Да, кашель плохой. Ты дома?
— Почти. У магазина.
— Зайди ко мне. Я как раз собиралась тебя искать. Твой процент хочу отдать. Заработала вчера.
— Да ты что! Бегу. Только… А что твоя дочка? Она же беременная. А я еще кашляю, как черт. Ничего, что я приду? Не будет ругаться?
— Ничего страшного. Катя побудет в своей комнате, мы посидим на кухне. Потом я проветрю, протру. Моя дочь не боится людей. И она знает, что такое благодарность. Ты — не чужой нам человек. И сейчас стоишь на ветру, ловишь пневмонию.
Вика действительно была больна. И, конечно, ей ничего не помогает, потому что она ничего не делает. И не меняет свой график жизни. Людмила провела Вику на кухню. Поставила свои шикарные закуски, налила коллекционного вина. Вика ничему не удивлялась. Просто радовалась и быстро поплыла от вина, которое вроде бы и опьянения не может дать. Раскраснелась и стала сумбурно рассказывать сразу обо всем. Людмила не слишком внимательно слушала, поскольку нить рвалась, в действующих лицах Вика и сама путалась. И вдруг такая фраза:
— Ну, я и послала. Прикинь? Денег у них нет, куча детей, один вообще недоношенный у него под лампой. А сам чурка. Я им и говорю: «Я что, на помойке себя нашла?»
— Ты о чем? Извини, ничего не поняла.
А Вика уже совсем лыка не вязала. Пришлось несколько раз все начинать сначала. Дело оказалось вот в чем.
К Вике за помощью обратился дворник из их дома. Сказал, что его земляку нужна помощь в похоронах жены. Такая помощь в таких похоронах…
Легальный мигрант из Таджикистана работает в Москве таксистом. Зовут Валод. Здесь все называют Володей. Женился на москвичке с тремя детьми. Она забеременела от него, умерла во время преждевременных родов. Он преодолел все бюрократические преграды и забрал домой ребенка, который родился на седьмом месяце. Оказалось, что Валод по профессии врач-рентгенолог. Построил какой-то самодельный бокс, по типу инкубатора, оставил работу, сидит, выхаживает своего птенца. И параллельно кормит детей жены, одевает, помогает с уроками. А деньги у него кончаются. Да еще жена взяла небольшой кредит, он погасил долг, а коллекторы продолжают что-то требовать. Все это Вике рассказал этот земляк-дворник. Валод сам не может оставить ребенка. Родственников нет.