Центурион нервно перебирает пальцами по краю стола. Я начинаю догадываться о возможных обстоятельствах, в которых макстальная поверхность получила свои повреждения.
– Хочешь вывести меня из себя? – рявкает Яэр.
– Я есть Грут, – ошеломленно возражает Грут.
– Вот дрань! – восклицает центурион.
– Тише! – шипит его напарница.
– Этот шутник не понимает, что он по уши в дерьме?! – возмущается корбинец. – Список вменяемых ему правонарушений таков, что после отбытия срока в Килне он свои годовые кольца сосчитать не сумеет! А если еще и отказ от сотрудничества со следствием приплюсовать…
– То что произойдет? – перебивает Ракета, утирая усы пугающе человеческой рукой с такой небрежностью, будто ответ ему совершенно побоку. – Здоровяк, хочешь сказать, что у тебя есть способ развязать нам язык?
– Не вякай тут, – огрызается центурион. – Способов у нас предостаточно. Если твой приятель еще хоть раз произнесет эту фигню, я принесу бензопилу и рубанок.
– Грекан! – прикрикнула на него Клоди.
– Даю тебе последний шанс, – обращается к Груту корбинец. – Что ты делал на Ксарте-три и почему оттуда бежал?
Молчание. Грут задумчиво склоняет голову и вопросительно смотрит на Ракету.
– Приятель, просто скажи все как есть, – грустно кивает енот.
Грут выпрямляется, но голову не поднимает.
– Я есть Грут, – нерешительно шепчет он наконец.
– Ах ты драное пустоголовое ничтожество! – орет центурион.
(приостановка протокола изложения)
Думаю, мой дорогой верный читатель, что именно этот момент подтолкнул меня к действию. Я не столько беспокоился о нашем бедственном положении, сколько сочувствовал Груту, его стеснению и беспомощности. В конце концов, они с Ракетой спасли меня в трудную минуту, и мне хотелось отплатить им тем же.
(режим рассказчика восстановлен)
– Словесное оскорбление задержанного, – говорю я.
– А? – злобно поворачивается ко мне центурион.
– Словесное оскорбление задержанного, – повторяю я. – Кодекс поведения Корпуса Новы, пункт один-семь-один-семь-семь-семь-четыре-пять-четыре. «Задержанные не должны подвергаться словесным оскорблениям и физическому воздействию в ходе допроса и содержания под стражей. Офицеры Корпуса Новы, виновные в вышеозначенных действиях, будут подвергнуты наказанию. Список возможных наказаний включает: потерю должностных привилегий, выговор, строгий выговор, временное отстранение от выполнения обязанностей, разжалование, в чрезвычайных случаях – исключение из Корпуса».
– Ха, – центурион откидывается на спинку стула и оценивающе смотрит на меня, всем видом показывая, что он среди нас единственный альфа-самец. – Еще один умник нашелся.
– Он прав, – шепчет ему напарница.
– Лолет, я сам разберусь! – срывается Яэр. – Ты видела список обвинений и знаешь, что эти ребята натворили.
– Даже в этом случае, – настаивает Клоди.
– Мы даже не знаем, в чем нас обвиняют, – говорю я. – Уголовный кодекс Ксандара, параграф тысяча сто двенадцать «а», подраздел три: «Перед прохождением допроса задержанные должны быть проинформированы о своих правах и инкриминируемых им правонарушениях». Тут все оговорено.
Яэр готов испепелить меня взглядом.
– Ах ты мелкий па…
– Словесное оскорбление задержанного, – напоминаю я. – Кодекс поведения Корпуса Новы, пункт один-семь-один-семь-семь-семь-четыре-пять-четыре.
– Сейчас я повыбью из тебя всю…
– Угрозы физической расправы над задержанным, – говорю я. – Пункт восемь-семь-шесть-восемь-восемь-восемь Кодекса поведения Корпуса Новы.
– И что с того? Мы в звуконепроницаемой комнате, чугунная ты башка! – ревет центурион, поднимаясь со стула.
Я чувствую, как его перчатки наполняются Силой Новы.
– Все подумают, что ты просто упал, пока сопротивлялся аресту.
– Допрос записывается, – говорю я. – Вы сами сказали.
– Я…
– И у нас есть свидетель, – я киваю в сторону Клоди. – Я вижу, что она несогласна с вашими методами ведения допроса, и ее мнение о вас резко упало.
Центурион замирает и смотрит на напарницу.
– Лолет…
– Грекан, уймись, пожалуйста. Даже если они – плохие парни, которые пытались тебя убить.
– В каком смысле? – спрашивает Ракета.
Клоди берет Яэра за руку и пытается усадить обратно на стул. Тот повинуется.
– Преследуя вас, Грекан чуть не погиб. Вы уничтожили его корабль, – поясняет Клоди. – Это одно из обвинений.
– Мы так и не услышали всех, – замечаю я. – Уголовный кодекс Ксандара, параграф тысяча сто двенадцать «а», подраздел три: «Перед прохождением допроса задержанные должны быть проинформированы о своих правах и инкриминируемых им правонарушениях».
Центурионы переглядываются. Клоди разворачивает свой планшет и пододвигает его к нам. Ракета тянется к нему, но я успеваю раньше и быстро просматриваю список обвинений.
– Весьма внушительно, – говорю я, еще не дойдя до конца списка.
– Еще бы, жестяная ты задница, – фыркает Яэр. – Ну что, может, вам еще адвоката прислать? Нужен вам адвокат?
– В целом, идея неплохая, – начинает было Ракета.
– Не нужен, – перебиваю его я.
– Как это? – спрашивает Клоди.
– Я знаю больше, чем любой адвокат, – отвечаю я. – Приступайте к оглашению.
– Приступлю, будьте уверены, мало не покажется, – огрызается центурион. – Во-первых, сопротивление аресту…
– Это не «во-первых», – прерываю его я.
– Что?
– Уголовный кодекс Ксандара предусматривает неукоснительное соблюдение протокола, в первую очередь, следующую процедуру: «Независимо от тяжести обвинений, дела, проводимые с процессуальными нарушениями, могут быть не приняты к рассмотрению Верховным судом Ксандара».
– Что за дрань ты несешь? – удивляется центурион.
– Задержанные должны быть проинформированы о своих правах и инкриминируемых им правонарушениях, – говорю я. – Уголовный кодекс Ксандара, параграф тысяча сто двенадцать «а», подраздел три и последующие. Вы этого не сделали, лишь представили список обвинений, и тот уже после начала допроса.
– И что?
– Вы нарушили протокол. Дело не будет принято к рассмотрению.
– Чушь!
– Возможно, – продолжаю я. – Учитывая количество и тяжесть обвинений, суд может закрыть глаза на процессуальные ошибки вследствие широкой огласки дела. Под сиюминутным давлением.
– Вот именно, – кивает корбинец.