– Едем? – спросил Коваль, заходя на платформу.
– А хрен ли делать? – ответил Андреев.
Он нажал кнопку на поручне. Где-то внизу натужно взвыл мотор, и лифт начал медленно опускаться. Попов наблюдал за нами от ворот, его напряженное лицо было окрашено живым светом, падающим из открытого прямоугольника амбразуры.
– Всегда бы так в лаборатории спускаться! – сказал Коваль.
– Это точно! – с чувством отозвался Андреев.
Мимо проплывали измазанные белесыми потеками бетонные стены шахты. Лампы висели через каждые полтора метра. Светлый прямоугольник над головой становился все меньше. На двадцать третьей лампе спуск прекратился, я опустил голову: перед нами находился невысокий, скупо освещенный тоннель.
– Ага! – торжествующе воскликнул Коваль. – Вот и аномалия!
Он имел в виду странное образование у стены тоннеля: сине-фиолетовую светящуюся дымку, полукруглой лужей растекшуюся на полу. По поверхности лужи с тихим треском бегали ветвистые молнии, иногда взбегая по стене до самого потолка.
– Слабенькая, – пренебрежительно произнес Андреев.
– На нас хватит, – возразил Коваль. – Постойте здесь.
Он осторожно приблизился к аномалии, снял с пояса флягу, полил на пол, а потом, отойдя подальше, плеснул водой так, чтобы получилась линия от электрической лужи до водяной.
Треснуло, коридор осветила яркая синяя вспышка, я на секунду ослеп, но перед этим успел увидеть, как аномалия по водяной дорожке перебежала на лужу воды и втянулась в пол. Запахло озоном.
– Давайте! – махнул Коваль.
Мы прошли по коридору не меньше ста метров, прежде чем показался черный провал выхода. Увидев его, Коваль предостерегающе поднял руку. Мы с Андреевым замерли на месте, а сержант, бесшумно ступая, по стенке прошел дальше и заглянул за угол. Потом, не оборачиваясь, сделал призывный жест.
Мы осторожно приблизились. Коридор обрывался в темноту – висящая на стене лампа освещала только небольшую часть металлической площадки с ограждением по краю. Я полез было за спичками, но Андреев перехватил мою руку.
– Вон выключатель. – Он показал на спрятанный в нише стены рубильник.
Коваль тут же опустил ручку. С громким хлопком где-то вверху вспыхнули яркие прожекторы. Я невольно зажмурился, а когда открыл глаза – замер, усиленно моргая.
В огромном круглом зале на толстенных металлических тросах висела какая-то здоровенная расширяющаяся книзу конструкция. Мне видна была только верхняя ее часть, с литыми крюками для крепления тросов. Забыв про осторожность, я сделал несколько шагов к краю площадки и оглядел помещение.
Металлический балкон опоясывал зал по периметру. Через равные промежутки на него выходили двери – три, пять… семь двустворчатых дверей с похожими на корабельные иллюминаторы окошками.
Висящая в центре зала штуковина походила формой на грушу и тянулась почти до самого пола – то есть имела не меньше десяти метров в высоту. Груша была отлита из темно-серого, напоминающего свинец металла, на поверхности различались какие-то наплывы и неровности. Пол зала, заметно вогнутый, покрывала сетка, выполненная из толстой золотистой проволоки.
– А знаешь, Чапай, – радостно сообщил Коваль, – я ведь помню это место!
– Значит, нашли! – удовлетворенно произнес Андреев.
Глава 20
5 октября 2016 года. Чернобыль
В ушах еле слышно шумит кровь. Вокруг не видно ничего – фонарь практически бесполезен: четко оформленный луч света с трудом протыкает темноту, вязнет в зеленоватой мути уже на втором метре. Так что я больше подсвечиваю ребятам – чтобы не боялись. Приятное ощущение невесомости подпорчено тянущей запястье веревкой – я тяну за собой мешки с нашей снарягой.
Мы погружаемся практически вертикально. Чапай с Чекистом вяло барахтаются справа, чуть выше. У них закономерные проблемы с плавучестью: то спускают воздух из компенсаторов, то снова поддувают. Я периодически дергаю их за ласты, корректирую положение. Дышат они весьма неэкономно, но, надо надеяться, воздуха в баллонах хватит.
Резко холодает. Я смотрю на глубиномер – 12 метров. Парни предупреждены про термоклин, но все равно заметно, что занервничали. «Ок» – показываю сведенные кольцом пальцы – без паники!
На табло компьютера лениво сменяются цифры – 15, 16, 17… Сколько еще погружаться – вопрос. Я сверяюсь с компасом. Хотя какая разница, где здесь север? Либо Армада под нами, либо – хрен ее знает, в какой стороне. Третьего не дано.
Прежде чем погрузиться, мы проплыли по поверхности озера где-то метров триста. Берег скрылся в тумане, и более точно оценить расстояние стало невозможно. Очень хочется надеяться, что мы угадали с серединой. Потому что найти Армаду в такой мути можно, только если на нее наткнуться. И амулеты молчат. Мой, во всяком случае, никак не реагирует на происходящее – лишь слегка покалывает грудь, прижатый к коже гидрокостюмом.
20 метров, 21, 22… Опускаемся все ниже. Мы под водой уже почти десять минут. Правда, большее время барахтались у самой поверхности – напарники осваивались со снарягой и учились «продуваться».
Вдох-выдох – клокочет воздух. Колышется мутная пустота. Вокруг ничего и никого. Чекист не выдерживает, врубает свой фонарь. Луч у него широкий, рассеянный, он отражается от зеленоватой взвеси, вокруг нас становится заметно светлее. Жестом показываю, чтобы выключил – надо экономить. Помедлив, Чекист подчиняется.
Но темнее не становится. Я непонимающе верчу головой. Такое ощущение, что свет фонаря задержался вокруг нас, растворившись в воде. Но нет – освещение идет снизу. 34 метра!
А потом я судорожно бью ластами – и буквально взлетаю вверх. Потому что мне кажется, что вода исчезла! Глупая мысль, но тем не менее: я внезапно выпал из непроглядной мути в абсолютную пустоту.
Друзья крутятся вокруг меня, я вижу сквозь стекла их масок панически вытаращенные глаза. Надо успокоиться. Показываю, чтобы зависли на месте и ждали. Вроде бы поняли.
Снимаю веревку от мешков, передаю Чапаю. Показываю, чтобы включил свой фонарь. Начинаю осторожно погружаться. 35, 36… И вот оно! Резкий переход – от непроглядной болотной жижи к кристально чистой воде. Эту границу можно потрогать. Я провожу по ней рукой – облачко грязи медленно вытягивается вслед за ладонью.
Но тут же я забываю обо всем. Потому что вижу внизу ЕЕ! Армаду! Огромная пирамида парит подо мной в толще воды.
Шершавая каменная поверхность, серая, с желтым отливом. Вроде бы от нее исходит это зеленоватое свечение, но, может быть, светится вода вокруг.
Ребра заметно темнее граней. Трудно оценить высоту пирамиды, но сторона основания точно не меньше ста метров длиной. И вершина нацелена как будто точно на меня. На самом деле Армада чуть сбоку. Можно видеть уходящую в глубину нижнюю часть октаэдра. А там, далеко-далеко внизу, ровно под острием вершины, клубится чернота. Я не столько понимаю, сколько чувствую: у этой черной дыры нет дна.