Сибирский приказ велел прежних, разосланных по службам красноярских казаков собрать и вернуть в Красный Яр. Но одни ушли на дальние службы с Бекетовым, другие с Галкиным да с Перфильевым. Иные, с енисейскими окладами, служили на Лене-реке у всесильного воеводы-стольника Головина.
Неудачливый сын боярский Андрей Племянников не успел приглядеться к старым служилым людям, а из Братского острожка, от Василия Черемни-нова, с недоброй вестью прибыли вестовые казаки. Пятидесятник просил помощи, доносил, что среди братов и тунгусов учинилось непослушание: ясак давать не хотят, Куржум с Боярканом енисейских служилых людей Ивашку Колмогора, Буторку Антонова да толмача Мишку Тарского держали у себя две недели и всякое насильство им чинили.
Оголяя енисейский гарнизон, новый воевода стал собирать полсотни стрельцов, казаков и прибранных новоявленно
76. Иван Похабов, узнав, что Братский острог опять в осаде, вызвался идти на помощь: тамошние князцы были ему знакомы. Но казаки и стрельцы вдруг припомнили обиды под Шаманским порогом и били челом воеводе, чтобы быть им под началом старого стрельца — пятидесятника Дунайки Васильева.
Спорить с казаками воевода не стал, а Иван Похабов был больше удивлен, чем обижен отказом. Но Дунайка при встречах с ним воротил нос, напускал на себя важный вид, а на лице его блуждала торжествующая ухмылка: на этот раз, дескать, не проведешь!
— Без службы не останешься! — посмеялся воевода над незадачливым сыном боярским. Он отправил перемену в Братский острог и стал собирать с ближних служб красноярских переведенцев. Как и в прежние времена, Сибирский приказ возложил на енисейцев обязанность своими силами снабжать хлебом Красный Яр. Когда-то против этой повинности, а не против самого острога боролись и отписывались енисейские воеводы.
— Краснояры так Краснояры! — равнодушно согласился Иван Похабов. Воевода приказал ему вести рожь вверх по Енисею. В такой службе было мало чести, а прибыли и вовсе никакой. — Идти-то с кем? — спросил. — Если я десяток гулящих у острога наберу, то хорошо! Больше не сыскать.
На этот вопрос новый воевода сразу ответить не смог. Он повздыхал, почесал затылок, спросил подьячего, сколько собрано красноярских переведенцев, и согласился с Иваном, что надо кликнуть охочих гулящих людей.
Но Бог не без милости, казак не без удачи! К самой нужде разбитыми гатями и топкими тропами из Маковского острога пришло три десятка ссыльных черкас и литвин. Воевода на них надеялся, но ждал не раньше осени. Он радостно встретил и ласково принял длинноусых шляхтичей. Прочитав наказные грамоты Сибирского приказа и тобольского воеводы, Племянников позвал Похабова.
— Вот тебе и люди! — сказал, облегченно крестясь на образа. — Там война с Польшей! — указал глазами на закат и потряс полученными грамотами. — Этих наш государь пленил и сослал в Сибирь не навечно. Если послужат на совесть — отпустим на родину.
Вид у ссыльных был утомленный и тоскливый. Иван разглядывал их с неприязнью. Для него русские православные люди, служившие латинянам, были хуже еретиков.
— Помню табачников! — желчно усмехался, вспоминая вольную юность. — Крикливы, заносчивы! Отдохнут, отъедятся, покажут еще себя.
— Куда им деваться? — жестко и опасливо взглянул на него новый воевода. — В воинском деле искусны. Не за нашего государя, так за свою шкуру будут воевать.
Похабов холодно посмеялся. Воевода был прав. Бежать со здешних служб можно было только на дальние государевы службы, как бежали из Тутурского зимовья Илейка Перфильев да Ивашка Ребров с Ивашкой Сергеевым. После нападения на него Куржума спаслись и сплыли к воеводе Головину Михейка Стадухин с Алешкой Оленем.
Пока ссыльные отдыхали, два десятка красноярцев да гулящие под началом Похабова конопатили, смолили и грузили барки. Дальше причала Иван из острога не отлучался. И вдруг пропал шебалташ. Он хватился его утром: хотел привычно опоясаться — нет ремня с золотыми бляхами. Помнил, что прошлым утром надевал. Снимал ли вечером — запамятовал. Утерял он золотую пряжку где-то возле острога в людных местах. Раз ее никто не возвращал, значит, не нашли или присвоили. «Ну и ладно, — подумал с облегчением. — Видать, на ветер камлал кетский шаман».
Три тяжелых барки, груженных рожью, бурлацкой бечевой и парусом пошли против течения реки к Красному Яру. Ссыльные шляхтичи держались скопом, в споры и душевные беседы с красноярцами и охочими людьми не вступали, дымили трубками, злобно отбивались от гнуса, тянули барки, не отставая от привычного к этому делу сибирского люда.
На первый ночлег отряд остановился у заимки Галкиных. Встретил бурлаков младший брат атамана Осип. После службы он был на льготе и управлял ясырями, пахавшими землю под озимь. А земли у Галкиных было десятин двести.
За две недели отдыха молодой казак переругался с ленивыми ясырями и захребетниками. Встрече с енисейцами был несказанно рад и стал жаловался Ивану, что ясыри грозят его убить, а у него уже нет сил терпеть их. Осип боялся, что схватится за саблю и порубит всех.
Пожилой бурлак из гулящих енисейских людей стал степенно корить молодого казака, что тот не умеет править работными:
— Это тебе не служилые! К тому же новокресты. К ним подход нужен, с добром да с их выгодой. Я пока дошел до Енисейского из-под Устюга, в двух слободах работал по найму. Знаю, как хозяйством правят!
Гулящий устюжанин был не молодым, но и не ветхим еще мужчиной: прихрамывал, шепелявил, потому что потерял половину зубов, зато поглядывал вокруг умудренными жизнью глазами и уже подумывал о старости.
Осип, услышав не обидные, но и не лестные для себя слова, взглянул на бурлака пристально и строго.
— Кто таков? — спросил у Ивана Похабова.
— Не пьяница, не игрок. Работал у старца Тимофея в скиту. Подрядился бурлачить доброй волей, — равнодушно ответил сын боярский.
Глаза Осипа плутовато блеснули. Как кот, почуявший поживу, он соскочил с хозяйского места в красном углу, присел на лавку рядом с устюжанином.
— Вот и останься вместо меня! — предложил с жаром. — Правь заимкой, коли умеешь. А мы с братом подати за тебя заплатим и жалованье хлебом положим!
— Так я тебе и отдал бурлака! — рыкнул Иван на соблазнителя. — По-доброму, мне бы еще десяток таких, как он.
— А я вместо него пойду! — ничуть не смущаясь, предложил казак. — Поручную грамоту составим при свидетелях, а утречком его тягло на себя возьму. Давно хотел посмотреть Красный Яр.
Похабов не нашелся как возразить. Поменять пожилого на молодого он был не прочь. Пробормотал насмешливо:
— Ой, смотри! Вернется атаман, всыплет батогов по-братски!
Иван думал, балагурит осерчавший на ясырей казак. Но нет. Осип провел устюжанина по полям и покосам, показал постройки, конюшню и скотный двор. Утром они составили поручную запись. На восходе солнца бравый казак уже шел в бечеве, а вчерашний бурлак с высокого берега смотрел вслед каравану.