Чтобы подчеркнуть особое значение Палаты правосудия, ее номинальным главой назначили Пьера Сегье. Канцлер Франции, Сегье был главным чиновником страны, подчиненным непосредственно королю, верхушкой и судебной и административной иерархий. Фамильная история Сегье напоминала собой историю Фуке и многих других парламентариев. Клан Сегье настаивал на фиктивной генеалогической связи с одноименной дворянской фамилией в Лангедоке. И все же самые древние из известных предков канцлера были аптекарями и торговцами пряностями в городке Сен-Пурсен
[401] в Бурбонне. Один из них, Этьен Сегье (ум. 1465), стал при Людовике XI королевским камердинером (valet de chambre)
[402]. В следующих поколениях его многочисленные потомки утвердились в Париже. Иные к XVI веку поднялись до важных постов в судебной системе и в королевской администрации. Покровительство Екатерины Медичи помогло отдельным участникам семьи подняться в иерархии еще выше. Тем временем род богател на службе у аристократических фамилий. Он начал скупать земли, чтобы заложить прочное основание своего капитала
[403].
Будущий канцлер родился в 1588 году, в детстве потерял отца, рекетмейстера Жана Сегье. Пьер воспитывался в большой семье родственников и кузенов, занимавших важные официальные должности. Этот клан уже был связан браками с семьями ключевых парламентариев
[404]. В юном возрасте Пьер Сегье стал магистратом в Парижском парламенте, в 1618 году – рекетмейстером. Он нашел покровителя в лице могущественного герцога д’Эпернона
[405] и служил интендантом в его армии в Онуа и Сентонже в 1621 году
[406]. Затем Сегье удалось получить покровителя куда более влиятельного, чем д’Эпернон, – кардинала де Ришелье. В феврале 1633 года Сегье был назначен хранителем печати. В 1634-м сумел выдать старшую дочь Мари за племянника Ришелье маркиза де Куалена
[407]. Пять лет спустя он выдал вторую дочь, Шарлотту, за наследника герцога де Сюлли, дав за ней колоссальное приданое – 300 000 ливров. В 1635 году, при финансовой поддержке Ришелье, Сегье занял пост канцлера Франции – самую престижную из высших государственных должностей
[408].
Почести продолжали сыпаться на него. В 1641 году Сегье – рыцарь королевского ордена Святого Духа
[409] и, совершенно нетипичным для магистрата образом, герцог а brevet (титул, не требующий парламентской ратификации и не переходящий по наследству)
[410]. В 1634 году он купил великолепную резиденцию старого герцога де Бельгарда
[411] (королевского фаворита предыдущего поколения) на улице де Гренель Сент-Оноре – в подходящем месте, чтобы демонстрировать свое богатство и влиятельность
[412].
В начале Фронды Сегье поддержал короля и столкнулся с яростной парламентской оппозицией. В августе 1648 года, спеша на заседание парламента, он чуть не погиб от рук разъяренной толпы
[413]. Это самопожертвование, едва не ставшее последним, не спасло его, однако, от опалы в 1650 году, когда его отстранили от хранения королевской печати (основная функция канцлера). Потом печать ненадолго вернули и в 1651 году отобрали снова. Это может объяснять метания Сегье в 1652 году, в самом конце Фронды. Тогда он оказался замешан в последних интригах герцога Орлеанского и Конде
[414]. Он обвинялся в том, что убедил своего зятя, герцога де Сюлли, свободно пропустить армию Конде через Мант. Хотя некоторые из канцлерских обязанностей Сегье вскоре вернули, печати он получил только в 1656 году. Таким долгим было недоверие Мазарини
[415].
Как и Фуке, Сегье собирал книги. Библиотека канцлера с ее знаменитыми греческими рукописями оценивалась в 80 000 ливров. В итоге она оказалась в книжном собрании аббатства Сен-Жермен-де-Пре
[416]. Как и семья Фуке, Сегье были связаны с «партией благочестивых» и имели свои отношения с орденом Посещения Пресвятой Девы Марии
[417]. Брат канцлера был епископом, сестра – монахиней. Более того, они приходились кузенами кардиналу де Берулю (ум. 1629), одному из лидеров предыдущего поколения католического возрождения во Франции
[418]. Канцлер был известен своими несколько театральными проявлениями благочестия. Но добродетельным человеком его считали не все. Мадам де Севинье злорадно сообщает, что в некоторых кругах канцлера уподобляли Тартюфу
[419]. Еще один современник, сплетник Таллеман де Рео
[420], описывал канцлера как пустого и чванливого стяжателя, женатого на стяжательнице
[421].