Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Снегирев, Валерий Самунин cтр.№ 4

Информация о «монаршем благословении Дауда на республиканский переворот» направлялась в Москву, однако не была замечена начальством среди вороха сообщений, содержащих восторги по поводу вступления Афганистана «в новую стадию прогрессивного развития».

И для этих восторгов были формальные причины.

В своей первой речи, произнесенной по кабульскому радио наутро после захвата власти, новый афганский лидер заверил сограждан, что теперь страна пойдет по пути социально-экономического развития и демократизации. Он заявил, что будет устранено сословное и национальное неравенство, проведена справедливая земельная реформа, которая позволит крестьянам быть хозяевами на своей земле. Дауд высказал намерение покончить с коррупцией в чиновничьем аппарате, наладить государственный контроль над ценообразованием в сфере торговли и услуг. Были и другие благие намерения. И справедливости ради следует заметить, что в годы своего правления президент добросовестно пытался исполнить все обещания, данные им в той речи.

Говоря о внешней политике республиканского режима, новый глава государства особо подчеркнул, что будет всемерно крепить дружбу с «великим северным соседом» и давать отпор «проискам империализма».

Такой «крен» в сторону Москвы был вполне понятен, ведь к власти Дауда привели молодые офицеры, получившие военное образование в Советском Союзе. Многие из них были членами НДПА и тесно сотрудничали с Бабраком Кармалем. Став президентом, Дауд был вынужден назначить этих офицеров на высокие руководящие посты.

Свой первый государственный визит афганский президент совершил в нашу страну, где встретил теплый прием со стороны советских руководителей. В ходе этого визита и последующих встреч на высоком уровне в Москве и Кабуле были подписаны важные документы, предполагающие дальнейшее всесторонне развитие советско-афганских отношений.

Дауд — опытный политик, умный, прагматически мыслящий человек, — придя к власти, сразу же решил показать своим политическим противникам, «кто в доме хозяин». Первым делом он занялся подавлением исламских фундаменталистов, которые к тому времени от слов стали переходить к делу (брызгали кислотой в лица девушек, не желавших носить паранджу, организовывали теракты, а в некоторых районах страны даже пытались создать очаги вооруженного сопротивления). Он арестовал и посадил в тюрьму одного из основателей исламской экстремистской группировки «Мусульманская молодежь» — декана теологического факультета Гулам Мохаммада Ниязи. Через пару месяцев после этого, в декабре 1973 года, по обвинению в подготовке государственного переворота был арестован и казнен другой лидер исламских радикалов — Хабибулла Рахман, а его друзья, якобы примкнувшие к заговору, получили значительные сроки тюремного заключения. Именно при Дауде, а не в период правления лидеров НДПА, как считают некоторые, начался «исход» мусульманских фундаменталистов из Афганистана. После очередной провалившейся попытки организовать антиправительственные выступления страну покинула группа мусульманских экстремистов, в состав которой входили Гульбеддин Хекмать-яр, Ахмад Шах Масуд и др. Тогда мало кто знал этих молодых людей. Это позже, с вводом в Афганистан советских войск, они создадут самые мощные вооруженные группировки, станут известными политическими деятелями.

Советские дипломаты и московские визитеры различных уровней, посетившие в это время Афганистан, даже не пытались скрывать своего удовольствия по поводу наступления Дауда на «исламскую реакцию». В Москве крепла уверенность в том, что «красный принц» — как окрестили его некоторые журналисты, — опираясь на поддержку просоветски настроенных молодых афганских политиков и помощь нашей страны, будет строить в Афганистане если не социализм, то, по крайней мере, такое общество, где друзья Советского Союза станут активно влиять на принятие политических решений. Другими словами, возникла химера «советизации» Афганистана.

Однако такая перспектива, кажется, вовсе не входила в планы Дауда. На самом деле он не желал менять фундаментальные устои, сложившиеся в течение многих веков. Как истинный националист, он глубоко чтил эти устои и хотел, чтобы проводимые им реформы не разрушали сформированную политическую систему, а лишь улучшали ее. В своей внешней политике Дауд стремился балансировать между сверхдержавами, извлекая при этом максимум пользы для своей страны. «Он прикуривает американские сигареты советскими спичка-ми», — шутили по этому поводу в Кабуле. Поэтому, как только Дауду удалось расправиться с радикальными исламскими группировками, подавить мятежи национальных меньшинств на севере страны, он тут же решил избавиться от «министров-советистов», своих бывших соратников по государственному перевороту.

В результате в 1974-м и 75-м годах министерских и других высоких постов лишились многие члены Народно-демократической партии Афганистана. Кто-то из них был направлен послом за рубеж, а кто-то остался без работы. Наибольшее унижение пришлось испытать активному участнику даудовского переворота военному летчику Абдул Кадыру, который с поста командующего ВВС был отправлен на пенсию, а затем назначен на унизительную должность начальника армейской скотобойни. Сразу же после этого, общаясь с близкими друзь-ями-офицерами, Кадыр начал зондировать почву для организации нового, на этот раз антидаудовского государственного переворота.

Афганец многое может перенести и простить, но только не унижение его мужского, воинского достоинства.

В Москве смещение министров — членов «левых» организаций — поначалу вызвало некоторое недоумение. Почему? — морщили лбы чиновники на Старой площади и в МИДе, ведь вроде бы международный отдел ЦК выбрал по отношению к афганским «народным демократам» правильную тактику: наши товарищи неоднократно рекомендовали лидерам обеих группировок («хальк» и «парчам») «умерить свои революционные амбиции и всемерно поддерживать прогрессивный режим, установившийся в Афганистане». Уж очень не хотелось советским руководителям подвергать сомнению свою собственную прозорливость. Не хотелось им также разочаровываться в Дауде. Впрочем, разочаровываться и не стали. Просто многие наши высокопоставленные чиновники, занимавшиеся вопросами советско-афганских отношений, не мудрствуя лукаво, заглотили заготовленные Даудом объяснения предпринятых им кадровых перестановок. Мол, на данном этапе республиканской революции для успешного руководства страной требуются высококвалифицированные управленцы, а не армейские офицеры, которые только и умеют, что стрелять да маршировать.

Однако в это же самое время некоторые молодые дипломаты и офицеры разведки в Кабуле стали называть Дауда не иначе как Фантомасом. И не только потому, что президент имел явное внешнее сходство с героем популярного тогда французского фильма. Еще имелось в виду, что он может напялить на себя какую угодно маску, но под ней обязательно обнаружится страшноватая зеленая физиономия. Эти молодые люди были хорошо информированы о том, что происходит в Афганистане. Они знали, что в годы Второй мировой войны принц Дауд-хан, тогда командующий кабульским гарнизоном, выступал за активное сотрудничество с немцами. Что он вовсе не так прост, как о нем думают в Кремле и на Смоленской площади. Но они также сознавали, что поступающая от них в московские инстанции правдивая, часто негативная информация о режиме Дауда не доходит до высшего руководства страны, «тормозится» на всех этапах ее продвижения наверх. В результате, опасались они, у руководителей Советского Союза может возникнуть ложное представление об афганском республиканском режиме и о президенте Дауде, что в свою очередь может создать предпосылки для взаимного недопонимания лидеров двух стран.