Говорят, только однажды на строго охраняемую территорию проник нарушитель: это был лось, соблазненный сочной травой, растущей в запретной зоне. Он умудрился как-то преодолеть все заграждения, хорошо покормился у разведчиков и уснул прямо на главной аллее, ведущей от дач к служебным офисам.
Сама эта утренняя прогулка для Крючкова была как бы продолжением зарядки. Она невольно заряжала хорошим настроением и оптимизмом. Но, глядя со стороны на невысокого человека, шагающего по аллее, никто бы не подумал, что он даже в малейшей степени наслаждается подарком природы.
Внешне Крючков мало напоминал высокопоставленного представителя ведомства, которое держало в страхе добрую половину земного шара. Даже, правильнее сказать, он его совсем не напоминал. Его можно было принять за бухгалтера, за мелкого чиновника, за школьного учителя, но никак не за начальника самой грозной спецслужбы. Щупловатый, круглая голова с большими залысинами, очки в роговой оправе, невыразительное, слегка татарское лицо. Говорят, Крючков был мордвином из племени мокша. И лишь глаза за мощными линзами выдавали личность неординарную: они были острыми, и под взглядом этих глаз неуютно чувствовали себя самые разные люди.
В то утро он по обыкновению шел от дачи деловитой походкой, глядя прямо перед собой. На его лице не отражалось ничего, кроме сосредоточенности. Суховато, без тени улыбки, кивал встречавшимся изредка сослуживцам.
В этом дачном поселке жили только самые главные из генералов внешней разведки, только свои. Каждый из них хорошо изучил привычки шефа. Да и между собой коллеги установили некий свод правил, нарушать которые было не принято. Считалось, например, дурным тоном как бы случайно подкараулить Крючкова на этом утреннем маршруте, чтобы затем, поздоровавшись, будто бы нечаянно присоединиться к нему и за разговором решить какие-то свои вопросы (поездка в загранкомандировку или получение квартиры для детей). Желающих проделать такой нехитрый финт находилось немного, относились к таким с презрением, но сам начальник Первого главного управления, как было замечено, не гнушался выслушать «преданных душой и телом» подчиненных в неформальной обстановке весеннего благоухания и даже, увы, привечал подобных энтузиастов. Некоторые из них впоследствии сделали неплохую карьеру.
Владимир Александрович привык использовать эти утренние прогулки для того, чтобы еще раз тщательно спланировать предстоящий рабочий день, вычленить самые важные, самые неотложные дела, которыми предстоит заняться тотчас же по приходу на место службы. В это утро его мысли были как никогда далеки от прелестей подмосковной весны. Афганистан вторгся в жизнь шефа внешней разведки, случившийся там два дня назад военный переворот уже был назван революцией. К власти пришли люди, которые еще вчера проходили по картотеке КГБ как агенты или «доверительные связи», это были руководители полуподпольной Народно-демократической партии, которым люди Крючкова передавали деньги (из специальных фондов ЦК КПСС, предназначенных на поддержку левых сил), с которыми тайно встречались на явочных квартирах, которых тщетно уговаривали не горячиться, не предпринимать до поры никаких действий против законной власти, но они, увы, не послушались, президент Дауд убит, прежний режим низвергнут, и теперь следовало понять, как ко всему этому надо относиться.
Вопросов было множество. Каковы истинные цели этих революционеров, так стремительно захвативших в Кабуле власть? На кого они опираются? Есть ли у них программа действий и что она из себя представляет? Как отнесутся к афганским событиям на Западе, не сочтут ли случившиеся перемены кознями Москвы? Как реагировать на факт физической ликвидации законного президента, членов его семьи, министров, многие из которых ходили в друзьях у Советского Союза? Что наконец в этой новой ситуации должна делать кабульская резидентура — как выстраивать отношения с людьми, которые еще вчера под оперативными псевдонимами скрытно сотрудничали с нашими оперработниками, а сегодня займут все высшие государственные посты?
Понятно, что надо посоветоваться с Андроповым. Прежде всего, надо понять, как ко всему случившемуся относится ЦК. Это первое, это надо сделать, не откладывая. Владимир Александрович Крючков был опытным бюрократом, прошел хорошую школу и никогда не принимал никаких решений сгоряча. Он считал себя — и не без оснований — настоящим солдатом партии, мобилизованным партией на службу в органы. Некоторые старые волки из Ясенево до сих пор не могли смириться с его появлением в их закрытом корпоративном сообществе. «Чужак», «непрофессионал», «партаппаратчик» — так за глаза называли они шефа. Крючков знал об этом, было кому доложить, но кто сказал, что разведку должен возглавлять непременно Джеймс Бонд? Пусть эти старые волки делают свое дело — вербуют агентов, проводят тайниковые операции, крадут секреты, собирают компромат, словом, занимаются тем, что умеют. А он будет делать свое. Разведка в нашем мире — и Крючков уже не раз убеждался в этом — важный (важнейший!) инструмент большой политики, и значит, возглавлять ведомство должен не оперработник, а политик, человек с партийной закалкой.
Взять хотя бы вот эту сегодняшнюю проблему с Афганистаном. Конечно, и на Старой площади сейчас ломают голову над тем, что нам делать с таким неожиданно свалившимся на голову «подарком». И в МИДе тоже, небось, всполошились. Но ведь ясно, что всю черную работу наверняка поручат Первому главному управлению. И не только потому, что его «питомцы» имели отношение к случившемуся в далеком Кабуле. Крючков нутром чувствовал, что Афганистан — это надолго, что там столкнутся интересы разных людей, разных группировок, разных идеологий, разных стран и даже разных политических систем.
Ровно в восемь утра он был в своем просторном кабинете и принимал доклад информационно-аналитической службы. Потом подписывал подготовленные к рассылке телеграммы. Знакомился с ежедневной запиской, которую Управление готовило для ЦК. Когда наконец с текущими делами было покончено, попросил помощника вызвать начальника отдела Среднего Востока, своего зама, курировавшего этот отдел, и руководителя информационно-аналитической службы.
Приглашенные появились в кабинете почти сразу, словно стояли за дверями и ждали вызова. Впрочем, возможно, так оно и было.
— Ну, что там у нас в Кабуле? — деловито и сухо спросил Крючков, когда вошедшие расселись за большим овальным столом. Подчиненные привыкли к тому, что их шеф никогда не начинал разговора издалека, а всегда сразу, бывало, даже не поздоровавшись, брал быка за рога. — Какие последние новости?
— Новости не очень хорошие, — его заместитель генерал Медяник протянул телеграмму. — У Осадчего, возможно, инфаркт. Очень это не вовремя. Без резидента там сейчас трудно придется.
— Инфаркт? Яков Прокофьевич, подумайте о том, надо ли помочь в госпитализации. Следует ли отправить в Москву или отлежится в Кабуле?
— Он считает, что скоро встанет на ноги. Осадчий, вооб-ще-то, крепкий мужик.
— Да, да, конечно, — тут Крючков продемонстрировал свою блестящую память. — Вы же его хорошо знаете по совместной работе в Израиле.
Прежде Медяник был резидентом КГБ в Тель-Авиве и Дели.