– Кар!
Раздался довольно громкий глухой птичий крик со стороны. Все обернулись на звук и увидели на небольшой изгороди двух больших воронов. Иссиня-черных. Кое-кто даже перекрестился, испугавшись.
– Так вот чей это птенец, – сказал Дмитрий и медленно пошел к ним. Оба ворона немного напряглись, но не улетели. – Серебро, – произнес Великий князь, доставая из мошны персидский дирхем и вытирая его о подол. – Чистый металл, который боится любая нечистая сила. – С этими словами он протянул монетку ворону.
Расчет полностью удался. Дима знал, что все врановые неравнодушны к блестящим вещам. И ворон не подвел. Он наклонил голову вбок, рассматривая сверкающий в лучах солнца кругляшок, и осторожно взял его клювом. После чего отлетел в сторону.
– Как вы видите, – обращаясь к окружавшим его людям, продолжил Дима, – ворон не может быть нечистой силой, потому как ничто божественное эту птицу не отталкивает. Она даже селится поближе к церкви.
Сказал и задумался.
Как быть дальше? Осмотр вороненка явных повреждений не показал. Однако очевидно, что с ним что-то случилось. Иначе он бы просто улетел. Оставить его – значит обречь на гарантированную гибель. По идее – ну помрет и помрет. Невелика беда. Однако в Диме явно заиграли какие-то странные эмоции. Вдруг захотелось завести необычного питомца. А ворон умен и игрив. Да и живет долго. Семьдесят-восемьдесят лет. Столько в те годы не каждый человек жил. Поэтому, немного постояв в раздумьях, он направился к лошади. Требовалось придумать, как птицу везти с собой и чем кормить. Путь ведь предстоял неблизкий.
Толпа же вместе с митрополитом и прочими церковниками от увиденного довольно сильно загрузилась. На ее глазах треснуло одно из вполне устоявшихся поверий. Ведь если все так, как сказал Великий князь, то получалось, что ворона оклеветал лукавый.
– Не понимаю, – косясь на вороненка, произнес митрополит, когда они уже отъехали.
– Что, отче?
– Почему же тогда вороны едят падаль?
– Так что в том неясного? Если падаль вовремя не прибрать – от нее болезни пойти могут. Вот Всевышний и заботится о нас. Непривычно, необычно, но не нам его судить. Просто ворона, как и кошку, оклеветал лукавый. Он же мастер лжи и навета.
– Странно все это, – скептически покачал головой митрополит. – Может быть, ты еще знаешь о том, как эти болезни лечить?
– Знаю. Но нам с тем пока не совладать. Мы слишком слабо познали законы Господа нашего.
– Отчего же? – возмутился митрополит. – Нам даны заповеди.
– Разве по заповедям живет мир вокруг? Птицы, звери, рыбы, жуки и прочее? Разве по заповедям зима сменяется летом? И так далее. Всевышний установил свои законы, когда создавал наш мир. Люди же, вкусив яблока познания, оказались обречены на их изучение. Потому как изначально они скрыты от взора человеческого.
– Сын мой, ты говоришь еретические вещи.
– А как, отче, ты можешь объяснить превращение камня в железо при великом жаре? Что это? Происки лукавого или все же закон божий, к которому человек только лишь прикоснулся?
– Я не знаю… – покачал он головой.
– Полагаю, что если этот мир создал Всевышний, то и законы, по которым он живет, тоже Господь установил. Или ты считаешь иначе?
– Нет. Но… ты говоришь о вещах странных. Я никогда о таком не думал. Пока я не могу тебе ничего ответить. Ты слишком меня озадачил. Мне нужно время.
Глава 7
1362.07.25, Москва
Несмотря на ряд сложностей, возвращение в Москву прошло очень спокойно. Прежде всего, конечно, из-за предусмотрительности Дмитрия. В Суздале он перед выходом распустил слухи о том, что на самом деле не в Москву возвращается, а идет на Нижний Новгород. А во Владимире шепнул по секрету, что всех обхитрил и теперь, не ожидая удара в спину, может смело идти на Тверь. Разумеется, приближенные знали о настоящей цели Великого князя, но благоразумно помалкивали.
С излишней предосторожностью связано было и то, что Дима решил обойтись без громкой помпы при возвращении, к которой требовалось долго готовиться. Хотя поначалу хотел. Однако не решился высылать гонцов. Слишком велика была опасность утечки сведений к кому-нибудь из потенциальных врагов. Хотя бы и Ольгерду, ведь ему идти было всего ничего, если бы он вздумал выступить на защиту Твери.
Но и совсем тихо возвращаться было нельзя – а то еще чего дурное подумают. Дескать, поджал хвост и убегает. В удачу своего правителя народу надлежит верить.
Пришлось искать компромиссы.
Добравшись до волока из Клязьмы в Яузу и переправив струги, Великий князь сделал небольшой привал менее чем в дне пути от своей столицы. Бойцы привели себя в порядок, насколько это было возможно. С фургонов переложили все походное хозяйство на струги, водрузив взамен наиболее значимые трофеи. Прежде всего, доспехи и оружие. Причем не все подряд, а только лучшие. Все-таки без малого двадцать тонн «железа» удалось трофеями и конфискациями собрать. На фургонах сложно было разместить столько, да еще и напоказ. Само собой, кроме оружия и доспехов для демонстрации были подготовлены и иные ценности: позолоченные уздечки, большие отрезы дорогой ткани, меха и прочее.
Утром следующего дня армия выдвинулась в город, который уже знал о ее возвращении и весь высыпал встречать.
Шли громко и торжественно: с барабанным боем, развернутыми знаменами и лихими строевыми песнями. Этакий «триумф» Древнего Рима в упрощенном варианте. Люди же, не привыкшие ни к каким значимым событиям и праздникам, оказались просто в восторге! Как местные, так и купцы, которых в Москве становилось все больше и больше.
А потом пошло народное гуляние по уже стандартному сценарию: «княжий мед» с жареным мясом. То есть, быстро все напились, наелись и спать упали. Тем более что отмечали не только славное возвращение армии с победой, славой и трофеями, но и утверждение в Москве, вслед за Суздалем с Владимиром особого городского права.
Энрико же лишь медленно ошалевал от происходящего, пытаясь все это переварить и принять. Венецианец сумел оценить успех мужа своей сестры в минувшей военной кампании. На его глазах пехота разбила кавалерию в полевом сражении. Два раза подряд, с каким-то сказочным соотношением потерь. Практически немыслимое действо для Европы тех лет! Ведь на ее полях безраздельно господствовала кавалерия. Возможно, удивительная московская пехота смогла бы остановить и тяжелую рыцарскую конницу, но эту мысль Энрико гнал от себя, стараясь избавиться от нее, как от дурного наваждения. Для самоуспокоения. Не ушла от его глаза и дисциплина с управляемостью в армии свояка
[48]. И невероятно низкие санитарные потери – люди князя практически не страдали животом. И организацию питания с помощью полевых кухонь и медной посуды. И так далее, и тому подобное. Не все он понимал, но не сомневался – эти победы не были случайными. А значит, свояк их сможет повторять вновь и вновь. Причем, осторожность, которую Дмитрий проявил, не польстившись на «легкую добычу», тоже характеризовала Великого князя в выгодном свете. Ведь он смог обуздать жадность и не пойти походом ни на Нижний Новгород, ни на Тверь. Придут ли возможные союзники на помощь его врагам – неизвестно. Однако рисковать кампанией Дима не стал. И, после здравого, спокойного размышления Энрико это понравилось.