Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое! - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Мишаненкова cтр.№ 20

Евгений Евтушенко, поэт, первый муж Беллы Ахмадулиной.

Но еще важнее было то, что Сельвинский не просто похвалил Беллу, а еще и рекомендовал ее для поступления в Литературный институт им. А. М. Горького. «Ну, и осенью следующего года, – рассказывала она, – молодая, уже знающая, что такое Метрострой, я двигаюсь к Литературному институту вдоль Ильинского сквера, а потом уже к Тверскому бульвару. Меня принарядили немного. Цветущее создание. Ну, я явилась. Там уже были какие-то другие студенты, то есть и старшие, у всех я вызвала любопытство. Но вот ласково так меня все встретили, очень приветливо, поскольку он [Сельвинский] сказал, что «у вас дарование на грани гениальности» и что, «как вам будет трудно, потому что женщине особенно…». Ну и так далее».

Литературный институт Ахмадулину удивил тем, что там училось не так уж много по-настоящему талантливых людей, ну или хотя бы тех, кто много лет занимался поэзией. Сама-то она мало того что была одарена от природы, но еще и ходила то в один литературный кружок, то в другой, постоянно училась, совершенствовалась, вечно была недовольна тем, что писала раньше. И Литературный институт представлялся ей таким местом, где должны учиться только такие же, как она, люди, живущие поэзией. Но оказалось, что там как везде – есть несколько одаренных, а остальные попали в этот институт по каким-то другим причинам, к поэзии отношения не имеющим. В том числе и классовым – советскую интеллигенцию упорно старались пополнять выходцами из пролетариата, поэтому среди сокурсников Ахмадулиной оказались бывшие рабочие, солдаты, моряки…

Впрочем, она снобом не была и, поудивлявшись, стала относиться к этому просто как к данности. Тем более что и среди классово правильных студентов тоже были талантливые, например, бывший шахтер Николай Анциферов, ставший известным поэтом. Он писал о том, что знал лучше всего, – о шахтерах, но, надо сказать, несмотря на такую тему, далеко не все его стихи проходили цензуру, уж слишком много в них было правды, о которой власти предпочитали молчать. Кстати, стихи Анциферова высоко оценил Жан-Поль Сартр. С Николаем Анциферовым Ахмадулина очень подружилась. К сожалению, он прожил недолго, умер в возрасте тридцати четырех лет.

Ну а из тех, кто изначально был среди самых интеллигентных, талантливых и притягивающих внимание, нельзя не вспомнить самую знаменитую сокурсницу Ахмадулиной, ее главную соперницу в поэзии – Юнну Мориц. Для своего времени они были почти как Ахматова и Цветаева – женщины одной эпохи, одного круга и даже во многом одних взглядов, очень талантливые, с в чем-то похожими судьбами (например, обеих исключили из Литературного института), но при этом абсолютно разные, настолько, насколько вообще можно быть разными. Юнна – сдержанная, суровая, всегда готовая выступить на защиту того, что считает справедливым, бросить правду в лицо хоть всему миру – поэт и гражданин. Белла – эмоциональная, теплая, максимально отстраненная от политики, все оценивающая в первую очередь с точки зрения внутренней человеческой справедливости – поэт и прежде всего поэт. Они не дружили, но для многих их современников были друг от друга неотделимы. Их однокурсник, известный поэт Иосиф Курлат говорил: «Если бы я был Шведской Академией, нарушив правила, однажды присудил бы сразу две Нобелевских премии, и обе женщинам: Белле Ахмадулиной и Юнне Мориц».

Евгений Евтушенко вспоминал: «Я был в одном московском доме, среди студенческой компании. За бутылками сидра и кабачковой икрой мы читали свои стихи и спорили. И вдруг одна восемнадцатилетняя студентка голосом шестидесятилетней чревовещательницы сказала:

– Революция сдохла, и труп ее смердит.

(Это была Юнна Мориц… – Е. Е., 1998.)

И тогда поднялась другая восемнадцатилетняя девушка с круглым детским лицом, толстой рыжей косой и, сверкая раскосыми татарскими глазами, крикнула:

– Как тебе не стыдно! Революция не умерла. Революция больна. Революции надо помочь.

Эту девушку звали Белла Ахмадулина. Она вскоре стала моей женой».

Нет, такие женщины подругами быть не могли, они могли только уважать друг друга, не сближаясь больше необходимого.

Я вообще никогда не думала о том, прочтут ли мои сочинения, напечатают ли. Я писала, потому что по-другому не могла. Это как дышать, чувствовать, любить. Человек, который думает о том, чтобы его обязательно прочитали, не совсем творец, не слишком поэт. Хотя, конечно, для писателей это все-таки очень важно – чтобы их публиковали, читали, знали. Андрей Платонов – разве он не хотел, чтобы его произведения были напечатаны? Но мог ли он предположить, что за это печатание жизнью надо заплатить? Так и с Булгаковым. Но… дело не в печатании, а в художественном совершенстве. Да, часто приходится платить жизнью. Вспомните судьбы Гумилева, Мандельштама, Цветаевой…

Зато Белла подружилась с Галиной Арбузовой, падчерицей Паустовского, ставшей впоследствии известным кинодраматургом. «Она замечательная была и по уму, и по доброте, чудесный человек, такая она и теперь есть, – говорила Ахмадулина. – Хоть много лет прошло, но ее я всегда вспоминаю с любовью. Ну, и, конечно, какое-то влияние Паустовского через нее проходило, и влияние, и поддержка».

За Галиной Арбузовой в то время ухаживал уже упомянутый Иосиф Курлат. В одном из интервью Ахмадулина сказала о своих друзьях-шестидесятниках времен Литературного института: «Иногда мне кажется таким скучным этот список имен, ведь все его знают. Но в него никто не привносит имя Иосифа Курлата. А я, если уж перечислять тех, кто много значил для меня в то время, кто был чист душою, привношу непременно и его». С Курлатом у них действительно сложилась очень нежная дружба, настолько близкая, что когда у Ахмадулиной начался роман с Евгением Евтушенко, он временами выступал посредником между ссорившимися влюбленными. Она вспоминала, что ее привлекало в нем то, что Курлат был старше большинства однокурсников и очень мягко и снисходительно относился к ним, восемнадцатилетним. Он уже имел высшее образование, успел повоевать, его стихи уже несколько лет печатали в газетах, он был знаком с Пастернаком, Чуковским и другими маститыми поэтами, к которым юная Белла не решилась бы даже подойти. Кстати, начинал он как детский писатель, и повесть «Бульбуль и его друзья» возникла из его переписки с Ахмадулиной на скучных лекциях.

«Однажды я была вместе с ним на даче у Ахмадулиной, – рассказывала жена Иосифа Курлата Татьяна Литвинова. – И воочию видела, как она нежно к нему относится. Столько теплоты было во взгляде, в жестах… В тот вечер у нее в гостях было много известных людей, но Курлата она не выпускала из виду. Белла Ахатовна говорила, что у ее мужа, Бориса Мессерера, осталось о нем впечатление как об очень светлом человеке. Эту светлую ноту, наверное, Ахмадулина и любила в нем». А о самой Ахмадулиной говорила: «Мне кажется, что взаимоотношение с миром у нее основано на любви, восторженности и каком-то вдохновенном начале. Когда я познакомилась с ней, Белле было сорок пять лет. Она была столь же обворожительна, как и в молодые годы».

При этом в отличие от большинства сокурсников Иосиф Курлат не был в нее влюблен. Они даже шутили на эту тему. Ахмадулина, почувствовав в институте свою женскую силу и неотразимость, кокетливо спрашивала: «Курлатик, почему в меня все влюблены, а ты – нет?» А он отвечал: «Я тоже тебя люблю, но не так, как все. Иначе».