В ту пору, когда я с ней познакомилась, Белла слыла хулиганкой, беспрерывно попадавшей с друзьями-поэтами в какие-то передряги. К примеру, она могла не подать руки, не поднять голову, не поздороваться с человеком, который ей несимпатичен. Она одновременно была и беззащитной, и непреклонной в своих действиях.
Зоя Богуславская, писательница, прозаик, эссеист, драматург, вдова поэта Андрея Вознесенского.
Сама Ахмадулина всю жизнь считала, что Винокуров и Щипачев тогда очень преувеличивали достоинства ее стихов, по ее мнению, почти все они были незрелыми и вообще кошмарными. И вообще она списывала свой быстрый успех на время, которое тогда наступило – когда после смерти Сталина начался откат от пафоса, и потребовались более камерные, душевные стихи, не выражающие какую-то гражданскую позицию, а просто говорящие о жизни, может быть наивно, но зато по-доброму и честно. «Я думаю, что, кроме доброты Степана Петровича Щипачева, еще почему такая вдруг какая-то ласка меня окружала. Все-таки среди этого времени, не успевшего очнуться от полного мрака, от страха, от множества каких-то человеческих горестей, обид, вот существо неопределенного звания, неопределенных занятий еще какие-то стишки пишет. И стишки, я знаю, что они были ужасные, то есть очень ничтожные, но, тем не менее, вот Щипачев выбрал какие-то стихи, которые, я не знаю, только разве что его добродушию могли понравиться, но он их как-то восхвалил. Он и, по-моему, их общие усилия, его и Винокурова. Вот они и показали эти стихи Сельвинскому… И много лет пройдет, чтобы мне понять, что я пишу очень плохо. Но Степана Петровича я всегда вспоминаю с любовью и его милейшую, прекрасную жену».
Стихи напечатали в журнале «Октябрь», и как бы легко Ахмадулина ни относилась к этому событию (а она о нем вспоминал в основном потому, что на полученный гонорар купила себе собаку), это стало знаковым, переломным моментом в ее жизни. Потому что в «Октябре» эти стихи увидели два человека, определивших ее судьбу на ближайшие годы, – известный советский драматург и поэт Илья Львович Сельвинский и молодой начинающий поэт Евгений Евтушенко.
Черный ручей
В деревне его называют Черным,
Я не знаю, по выдумке чьей.
Он, как все ручейки, озорной и проворный,
Чистый, прозрачный ручей.
В нем ходят, кряхтя, косолапые утки,
Перышки в воду роняя свои.
Он льется, вокруг расплескав незабудки,
Как синие капли своей струи.
Может, он потому мне до боли дорог,
Что в нем отразился лопух в пыли,
Прямая береза, желтый пригорок –
Родные приметы моей земли.
Яркие камешки весело моя,
Он деловито бежит в Оку.
А я бы скучала у Черного моря
По этому Черному ручейку.
Испытание на прочность
Если меня чему-то научил Литературный институт, так это тому, как не надо писать и как не надо жить. Моя юность как раз пришла на то время, когда травле подвергался Пастернак, и я видела, что потом происходило в душах тех людей, которые приняли в ней участие. Они медленно изнутри самоуничтожались. Я поняла, что жизнь – это отчасти попытка отстоять суверенность души: не поддаться ни соблазнам, ни угрозам.
Жизнь Беллы Ахмадулиной сделала новый поворот, когда в один прекрасный мартовский день 1955 года ей пришло письмо от Ильи Львовича Сельвинского, где он очень хвалил ее стихи, напечатанные в журнале «Октябрь»:
«Милая Изабелла Ахмадулина!
Пишу Вам под впечатлением Ваших стихов, присланных мне на отзыв Лит. институтом. Я совершенно потрясен огромной чистотой Вашей души, которая объясняется не только Вашей юностью, но и могучим, совершенно мужским дарованием, пронизанным женственностью и даже детскостью, остротой ума и яркостью поэтического, да и просто человеческого чувства!
Как это Вам сохранить на будущее? Хватит ли у Вас воли не споткнуться о быт? Женщине-поэту сложнее, чем поэту-мужчине… Как бы там ни было, что бы в Вашей жизни ни произошло, помните, что у вас дарование с чертами гениальности, и не жертвуйте им никому и ничему!
До свидания, чудесное Вы существо, будьте радостны и счастливы, а если и случится какая беда – поэт от этого становится только чище и выше.
Илья Сельвинский
23.03.55»
«Это очень трогательное письмо, – вспоминала Ахмадулина. – Надо сказать, что во мне были какие-то слабые, нежные, стрекозиные защитные формы. Не то что на меня это все подействовало, но он очень преувеличил мои способности».
Вероятно, именно после этого письма будущее Беллы определилось окончательно. То есть, конечно, для нее самой оно и так было уже определено, она была поэтом и осталась бы им, даже если бы как некоторые другие советские поэты (из тех, что не были обласканы властью) и работала бы на какой-нибудь обычной скучной работе. Но она была еще очень юна, поэтому зависела от семьи, где на ее литературные увлечения по-прежнему смотрели косо.
Она слишком редко и уклончиво говорила о своих отношениях с матерью, поэтому можно только догадываться, какие разговоры об ее будущем велись в их доме. Но скорее всего было примерно то же, что у другого большого поэта и ее будущего мужа, Евгения Евтушенко: «Мама не хотела, чтобы я стал поэтом, – писал он в своих воспоминаниях. – Не потому, что она не разбиралась в поэзии, а потому, что твердо знала одно: поэт – это что-то неустроенное, неблагополучное, мятущееся, страдающее. Трагическими были судьбы почти всех русских поэтов: Пушкин и Лермонтов были убиты на дуэли, жизнь Блока, сжигавшего себя в угарных ночах, в сущности, была самоубийством, повесился Есенин, застрелился Маяковский. Мама не говорила мне, но, конечно, знала и о гибели многих поэтов в сталинских лагерях. Все это заставляло ее бояться моего будущего поэтического пути, заставляло рвать мои тетради со стихами и уговаривать меня заняться чем-нибудь, по ее выражению, более серьезным».
Именно поэтому так важна была поддержка со стороны, тем более что Ахмадулина по характеру очень отличалась от Евтушенко – он, еще будучи школьником, рассылал свои стихи по газетам, ходил в редакции, пробивался, рвался к признанию, тогда как она плыла по течению, ожидая, что все само сделается как надо, когда придет время. И ведь делалось!
Илья Сельвинский был еще известнее Щипачева, мать Беллы, Надежда Макаровна, не просто знала это имя, она читала его произведения, а возможно, и видела в театре спектакли по его пьесам. Например, пьеса «Умка – белый медведь» ставилась неоднократно в разных городах Советского Союза. И столь высокая похвала такого известного, уважаемого человека, профессионала в своем деле, стала весомым аргументом для того, чтобы не мешать дочери заниматься таким ненадежным и малопонятным большинству людей делом, как поэзия.
Когда в 1955 году первые стихи Ахмадулиной появились в журнале «Октябрь», сразу стало понятно, что пришел настоящий поэт. Поступив в этом же году в Литинститут, она была там королевой, и в нее были влюблены все молодые поэты…