Рыба и другие люди - читать онлайн книгу. Автор: Петр Алешковский cтр.№ 49

– Резь! – Он закричал, оставил руку, уже играл на меня. – Я сейчас лопну, ты хоть знаешь, что это такое?

– Ты, как воздушный шар, наполнен газом и думаешь, с кровью это вытечет? Двоечник, с твоим-то стажем пора бы знать, что это не метод. Голова кружится?

Юлька успела мне сообщить, что Антон сел на эфедрон, и ему кажется, что наркотик сейчас разорвет его изнутри (потому и режут вены, чтобы спустить «напряг»). Голова у него уже должна была кружиться, крови натекло прилично.

– Семь литров? – Он бегло окинул ванную взглядом. – Кружится… Это что, значит – я умираю?

Его вдруг начал трясти озноб, он безвольно опустил руки и взвыл, как маленький ребенок, посадивший занозу.

– Еще немного, и умер бы. Покажи!

Он протянул обе руки, зубы стучали, из глаз катились крупные слезы, он смотрел на меня с собачьей преданностью.

– Хорошо! Садись на тумбочку!

Он покорно опустился на тумбу для белья. Резал он неглубоко, и, слава богу, не по запястью, а по предплечью, рассек кожу, жировую клетчатку, не задел основные сосуды, но полосовал себя многократно, я насчитала сорок два параллельных пореза. Руку он еще и разбередил, выдавливая «напряг», как он выражался. Горячая вода естественному свертыванию, понятно, не способствовала.

– Сейчас будет больно, – предупредила я, сломав ампулу с йодом.

– Это что?

– Йод.

– Нахрен, все стерильно, ты что, не дам.

– В детский сад поиграем? Сепсис хочешь заработать? Время-то идет, а кровь бежит. Знаешь, что такое сепсис?

Он знал и от испуга подчинился.

– Терпи!

Я обильно смазала область порезов йодом, наложила марлевые салфетки, сделала тугую повязку. Он даже не заметил – зациклился теперь на другом.

– У тебя есть?

– Что есть?

– Сама знаешь, промедол, сейчас кости начнут трещать – давление так не уходит, надо догнаться.

– Иди за мной. – Я повела его в комнату, уложила в кровать. Юлька следовала за нами, смотрела с интересом, но с советами не лезла. Принесла по моей просьбе из кухни стул, я приладила к спинке капельницу с гемодезом. Он дал стянуть руку жгутом, привычно, без моей команды, начал сжимать и разжимать пальцы – накачивал вены.

– Сто лет не ширялся!

Его развезло, он уже улыбался, предвкушал. Но настроение быстро поменялось – миг, и он опять стучал зубами, кожа покрылась пупырышками, на него накатила очередная волна страха. Он зашептал трагическим, театральным голосом:

– Доктор, доктор, скорее, умру же сейчас, ноги холодеют.

Я сломала четыре ампулы реланиума – ему нужна была слоновая порция, чтобы отключиться. Он был перевозбужден, говорил без умолку и вдруг замолкал на полуслове, картинно закусывал губу, глядел на приготовления слезящимся глазом и опять срывался, гнал вопрос за вопросом, откидывал голову, стонал, страх сидел в нем все это время и не отпускал.

Наконец я поймала вену, поставила капельницу.

– Это что? Назови!

Он испуганно следил за пузырьками в бутылке.

– Счас! Я буду тебя просвещать! Лежи смирно, береги силы, скоро станет тепло.

Я положила руку на его мигом вспотевший лоб, принялась поглаживать виски. Он подтянул ноги к животу, выставил обе руки, неотрывно смотрел на пузырьки.

– Согрелся, теплее?

– Приход, у-у – сила, что ты, ведьма, мне вкатила?

– Замолчи, еще немного, и мы бы тебя на кладбище повезли, лежи тихо, успокойся, все уже позади, все хорошо.

Он сразу успокоился, мышцы лица расслабились, он закрыл глаза – поверил, что я вколола ему дозу. Он заснул раньше, чем начал действовать реланиум. Я прокапала четыреста миллилитров гемодеза и тут только поняла, что по квартире гуляет сквозняк, – окно в кухне было распахнуто настежь, дверь не закрыта. Юлька все это время сидела как загипнотизированная на полу, прислонившись спиной к стене, в ушах – наушники. Я ее растормошила, выключила плеер, закрыла окно на кухне, прикрыла дверь.

– Он должен выспаться, утром капельницу надо повторить. Спать он будет долго. Советую вызвать врача. Кто его наблюдает?

– Есть один пилюлькин, просто не успел бы доехать. Я застремалась, он в навязке, вены вскрыл, мне сначала показалось, что глубоко, – кровь как брызнет!

– Что значит «в навязке»?

– Страх. Когда посидишь с недельку, приходит. Все вроде бы хорошо, по кайфу, весело, кумарно, и вдруг где-то внутри появляется червячок. Сначала ты боишься чего-то неконкретного. Просто страх, страх сам по себе… Он появляется внутри твоего тела, существует как бы приступами: то нахлынет, то отпустит. Причем каждый раз, когда снова приходит, он все сильнее, словно растет внутри тебя. Растет до тех пор, пока не появляется «маничка». Кажется, что кто-то замыслил против тебя зло. Тошка меня в этот раз просто изнасиловал, хорошо, не душил.

– Как?

– Элементарно. Скрутил и трахнул жестоко, он под кайфом сильный, как бык. Вообще-то я его таким люблю, но тут был перебор: я поняла, что у него крыша поехала. Меня не узнавал, звал Светкой – это жена, которая его бросила. Я кричать начала, думала, оттает. Очнулся, прощения попросил. И опять в страхи. Вбил в голову, что голуби за ним следят. Сам их прикармливал, крошки на козырек под окном кидал. Убежал, где-то прятался, ночью приполз – ночью птицы не летают. Принял дозу, и его поперло.

– Стал резать себя скальпелем?

– Я видела, как по полруки сносили, – боли же нет, только страх лопнуть и облегчение, когда кровь потечет. Я сама не поролась, но видала. А хочешь – тараканов гонять? Они под кожей поселяются, воняют, как гной или говно, жрут тебя изнутри, размножаются. В прошлый раз он ноги колол, чтобы их выпустить, – три часа в ванне столбом простоял, чтобы они вниз стекли и разбежались. Улет полный!

Она вдруг рассмеялась.

– Такие пироги… Не знала?

– Знать не хочу. Сдай его завтра врачу, а лучше в больницу, он на пределе, поверь мне.

– Еще нет. – Она вздохнула. – В больничку нельзя, закатают надолго. Сам отойдет, завтра будет как тряпка. Ты приди, проколи его еще денек-другой, чтоб он проспался и не вставал. Поколешь, я денег дам.

– Я не врач, не могу взять на себя ответственность.

– Ну и на том спасибо. Значит, надо Черепу кланяться, он вызовет доктора.

– Ты сама-то как, ведь ты тоже…

– Я покурила маленько, мне сейчас скатываться нельзя, да и не хочется, если честно. Когда он в навязках, я должна быть, как пионер-герой Валя Котик, – всегда готов!

Она начала засыпать прямо на глазах, речь ее стала бессвязной, она с трудом поддерживала беседу. Я отвела ее в комнату, уложила на диван.