И бросил мечту под ноги Петрову. Петров взял ее, встряхнул от набившегося мусора, примерил – мечта села аккурат по фигуре.
И тут же исполнилась.
Петров даже насладиться мучительной несбыточностью не успел.
– И это все?
Иванов чуть не заплакал. Но от недосыпа его организм работал со сбоями, и слезы застряли на полпути. Петров хотел отдать мечту обратно, чтобы друг увидел наконец долгожданный фейерверк, но Иванов решительно воспротивился.
– Зачем она мне теперь – использованная?
Отвернулся от Петрова, чтобы не видеть его больше. И тут же уснул. И приснились ему раздвигающиеся полосатенькие шторки, но без фейерверка.
А Петров бродил и не знал, куда теперь девать чужую сбывшуюся мечту, тяготился пустой ношей.
Мимо шел Сидоров, человек потерянный и несчастный. Петров окликнул его.
– Эй, Сидоров, хочешь, мечту подарю?
– Кто же не хочет? Давай!
Петров подарил мечту Сидорову и сразу забыл про нее, и никогда не вспоминал, будто бы ее и не было, и пошел своей дорогой.
А Сидоров не знал, что мечта уже использованная, и жил с нею, и надеялся, что вот-вот…
Уляжется в кровать, мечтательно глаза уставит в ночное черное небо, пробормочет «скоро, уже совсем скоро» и, счастливый, уснет.
Так всю жизнь и прожил. Так и умер с надеждой и тихой улыбкой – скоро, уже совсем скоро…
Партия
Корешков и Петушков сели играть в шахматы в парке.
– Я все правила знаю, меня не обжулишь, – сказал Корешков и двинул пешку влево.
– А вы сильный игрок, – ответил Петушков, подставляя свою ладью под удар. И открыл иллюстрированный справочник дебютов для ролевых игр.
Корешков задумался. Пока он думал, пешки подкрались к белой королеве и на лакированном боку нацарапали «Вика шлюха».
Три белых офицера приволокли бубнового короля и вмиг стали красными.
Петушков заскучал, налил два стакана чудесного бургундского из алюминиевой банки и предложил Корешкову выпить за победу. Они выпили, закусили луком, и Петушков тут же скончался, поврежденный цианидом.
Черный конь забил копытом, бессердечно заржал, превратился в жирафа и откусил голову Корешкову.
Теряя голову, Корешков подпалил ладьи.
Сидевший на дереве ворон оглядел вылезшего на шум любознательного червячка и, прежде чем его сожрать, по-дружески спросил:
– Зачем нам правила, если у каждого своя партия?
Свидание
И все-таки она пришла…
Платон Иванович Охмуренков истомился и пригубил заранее.
Усадив Надежду Карловну, он наполнил бокалы.
– Вы такая… такая… – Охмуренков выпил.
Гостья благосклонно внимала, и Охмуренков осмелился:
– Необыкновенная!
Надежда Карловна тоже выпила.
– Какой вы, однако, волокита, Платон Иванович.
Охмуренков налил еще. Надеждой Карловной овладел душевный порыв, но она недооценила физические грани своей личности, и бокал вдребезги разметался по полу.
Платон Иванович было огорчился, глядя на полусухую, красную, с крепостью одиннадцать и пять маску зверя у ног своих. И от огорчения заступорился, что само по себе огорчило его пуще прежнего. Но вид Надежды Карловны, согбенно, на четвереньках, собиравшей осколки, привел его в трепет. И даже в неожиданные фантазии.
Он вообразил, как ползающая по полу богиня сейчас вскрикнет, уколов пальчик осколком стекла. А то и надрежет. И вздернет его с выступившей капелькой невинной крови. И Охмуренков схватит ее ручку с устремленным в потолок пальчиком. Нежно так схватит. И слижет эту капельку. Языком. Глядя в глаза, в ее полные признательности и нежности глаза. И магнетическое единение закрутит их, повалит, вдавит друг в друга…
Надежда Карловна со скрежетанием и хрустом вывалила осколки в помойное ведро. Платон Иванович посмотрел на пятно под ногами и полез на полку за новым бокалом. Нового бокала там не оказалось, и он достал граненый стакан, привычно дунул в него, протер и наполнил вином. Не говоря ни слова, они допили бутылку полусухого красного, крепостью одиннадцать и пять, и гражданка Иванова Н. К. ушла из квартиры Охмуренкова и больше в его жизнь не возвращалась.
Пирожок
Веня Пудиков купил пирожок с капустой и подавился.
– Сдачу не забудьте, – сказала продавщица, наблюдая, как он стремительно синеет. – Следующий.
– Какой-то эффект у ваших пирожков неположительный, – засомневался следующий. – Гражданин передо мной откусил и сразу посинел. Дефективный эффект.
– Это гражданин дефективный – подавился, вместо того чтобы кушать, оттого и синий. А пирожки вовсе не дефективные. Вкусные пирожки. Пирожки! Пирожки! Горячие пирожки! С мясом! С капустой!
Подошли любопытствующие, привлеченные судорогами Пудикова.
– Позвольте поинтересоваться, зачем гражданин на земле средь бела дня лежит? С какой целью?
– А он без всякой цели лежит. Пьяный он. Видите, как отчетливо посинел от бремени ежедневного алкоголизма. Водки попил, а закусить толком не успел. Пирожок надкушенный в руке держит.
– Если пьяный, то надо милицию звать. Они лучше знают, куда таких складывать.
– Не надо милицию, не пьяный он вовсе. Человек просто подавился, а вы на него наговариваете.
– Позвольте поинтересоваться, какой начинкой подавился гражданин?
– Капустной.
– Разве капустной можно так подавиться?
– Гляньте на его морду – такой кочан капустой не нарастишь.
– Это уж точно – мясными отъелся.
– Не в коня корм, – философски заметил прохожий в шляпе.
– Гражданин, позвольте поинтересоваться, вы каким пирожком так подавились?
– Зачем вы спрашиваете, когда он ответить не может?
– Почему не может?
– Не прожевал. Некультурно спрашивать, если кто не прожевал.
– Пусть знак подаст.
– Он и подает.
– Это не знак, просто гражданином агония овладела, вот и дергается без всякого смысла.