Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Калиниченко cтр.№ 17

И тут чисто автоматически взгляд задерживается на одной из понятых: побледнела, явно нервничает. Перехватываю настороженный взгляд Титаренко – он тоже заметил. Разгребаем снег. Перед нами обнаженный и закоченевший труп девочки…

– Владимир Иванович! Можно тебя на минутку? – машет Титаренко рукой, приглашая подняться к нему. – Только не оборачивайся, – не скрывает он своей настороженности. – Ты обратил на нее внимание? – Киваю в знак согласия. – Я пойду к своей машине, – продолжает Титаренко, – и буду на виду у всех говорить по телефону. А когда вернусь, спроси, что у нас нового. Давай!

Титаренко ушел. Мне не по себе, скрывать волнение довольно трудно. Неужели зацепились? Не верится: слишком необычно то, что происходит. Продолжаем осмотр, наблюдаю. К оврагу спешит Юрий Леонтьевич.

– Что-то есть? – спрашиваю, как договорились.

Титаренко играет как заправский актер: столько уверенности в голосе!

– Все в порядке, за ним поехали. – Он поворачивается к женщине и в упор смотрит на нее. Та лихорадочно переводит взгляд на лопату, затем по очереди на нас и медленно оседает.

Я почти выскакиваю из оврага и вижу, как, поддерживая понятую, Титаренко помогает ей подняться. Голос его звучит не совсем обычно, он с трудом себя сдерживает:

– Вы знаете, чья это лопата? Вы ведь знаете, правда?!

Женщина долго молчит и, покусывая губы, с трудом выдавливает:

– Это наша лопата… Вы знаете, кто убил? Мой муж…

В тот день Николай Штанько не работал и начал пить с утра. Бормотухи в магазине предостаточно, а жену накануне отвез в больницу. К обеду решил поискать приключений. Вспомнил об одной знакомой, на квартире которой провел две ночи, и решил пойти к ней. На стук в дверь никто не ответил, подошел к окну. Форточку открыла Юлечка. О чем они говорили и как он выманил ребенка, так никто никогда и не узнал. Соседи видели, как насильник вытащил ее через форточку, взял на руки и понес.

Купил конфет и еще вина. Во времянку прошел осторожно, так что родители жены ничего не заметили. Угощал девочку конфетами, сам пил. Бедная Юлечка, проживая с мамой в одной комнате, часто видела любовные игры мамы с очередным поклонником и на вопросы, что происходит в темноте, когда ее укладывают спать, слышала ответы, что это «папа и мама играют». Предложение убийцы «поиграть в маму и папу» приняла по-детски непосредственно. Только когда ей стало больно, очень больно, она заплакала и, захлебываясь, приговаривала: «Я все расскажу маме… я все расскажу…»

Вдруг в окно постучали. «Николай, ты дома?» – послышался голос. Руки насильника задрожали. На кровати все громче плакала изнасилованная девочка. В окно стучал брат жены. Бросок, и руки лихорадочно сжали шею жертвы. Хрипы не стихали. Слева, на стиральной машине, молоток. Удар по голове, еще… Кровь на кровати, кровь на стене, но в комнате полная тишина, в окно больше не стучали. Облегченно вздохнув, залпом осушил очередную бутылку и уже мертвого ребенка изнасиловал еще раз.

Через несколько часов мы в доме, где было совершено тяжкое преступление. На стенах плохо затертые брызги крови, в мусорном ведре у сарая – окровавленные детские трусики. Следов преступления более чем достаточно.

Убийцу в том же году расстреляли.

В те годы мы избегали кровавых подробностей в освещении подобных трагедий. Щадили нервы читателей. Примитивно понимали и мотивы содеянного. Для обывателя нормальный, то есть психически полноценный, человек на такое не способен, а уж ненормального, рассуждали мы, видно за версту.

Между тем на счету смоленского садиста Стороженко десятки жертв, витебского Михасевича – свыше сорока, ростовского Чикатило – свыше пятидесяти. И это только трое из огромного перечня сексуальных маньяков последних лет, так долго остававшихся в тени. Многие, кстати, так и не найдены до сих пор…

Сексуальные преступления – самая труднораскрываемая категория преступлений. Убийц ищут годами, а точное количество жертв маньяков вообще неизвестно. Знаем ли мы, сколько за последние годы пропало наших детей, жен, сестер и матерей, большую часть которых так и не нашли, хотя их ищут днями, месяцами, годами и даже десятилетиями? Представляем ли мы, в каких муках они погибают?!

Ни о какой морали маньяка говорить не приходится, потому что он болен, но отнюдь не психическими заболеваниями. Это сексуальные патологии по типу психопатии, которые давным-давно указаны в международной классификации болезней. В случае с Юлечкой – педофилия, то есть половое влечение к детям. Впрочем, об этом позже.

Теплым вечером поступило сообщение об очередном убийстве. Картина была ужасная: молодую, красивую, к тому же беременную женщину изнасиловали, изрезали тело, вспороли живот, выкололи глаза, перерезали горло. Она шла домой поздно вечером, и от конечной остановки трамвая ей нужно было пройти до ближайших домов через лесополосу всего метров тридцать. Но женщина не дошла.

Более двадцати лет я проработал в следственных органах и видел всякое. Но после каждой подобной трагедии меня преследуют картины гибели несчастных, пережитый ими ужас в момент нападения, крики, стоны от боли и унижения, страх перед ощущением, что жизнь на этом кончается, страстное желание выжить и бесполезные мольбы к тому, кто уже не может не убить.

Как мало мы рассказываем об этом! Наши призывы к элементарной осторожности – на улицах, в подъезде, в лифте, при случайных знакомствах – наивны. Человек не верит, что это может произойти с ним самим.

А зря…

Одна из жертв витебского убийцы Михасевича выходила из автобуса в пустынном месте. Пассажиры уговаривали ее не делать этого, предостерегая, что в течение многих лет в этом районе нападают на женщин и убивают. Смех и ироничные отговорки уверенной в себе спортсменки слышал находившийся в автобусе Михасевич. О том, как такая самоуверенность разозлила его и как он потом глумился над жертвой, стало известно много лет спустя из его показаний.

В Ставрополе исчезали мальчики. Версии о преступлениях по сексуальным мотивам прорабатывались, с моей точки зрения, примитивно (как и по многим аналогичным делам!). А убийца, учитель этих мальчиков, Сливко все приводил и приводил свои жертвы в лес, вешал мальчишек на деревьях. Их агонию в петле, последующий процесс расчленения трупов снимал кинокамерой.

Кто же они такие, эти монстры, «Джеки-потрошители»? Пять лет я изучал дела о таких преступлениях, специальную литературу. Оказалось, что уникальнейший опыт западноевропейских ученых и криминалистов конца XIX и начала XX века практически недоступен не только широкому кругу читателей, но даже нам, профессионалам. «Преступность – явление социальное!» – все четыре года твердили мне в институте. Получается, что и сексуальная преступность тоже социальна? Вот и пришлось разбираться самому, что к чему, на… крови и трупах пропавших людей, прозревать на чужом горе.

Сексопатология – это формирование полового влечения по механизму условного рефлекса, когда субъект получает половое удовлетворение только в определенной, зачастую криминальной ситуации. Так, психически больной человек не отдает отчета своим действиям и не может руководить ими; психиатры признают его невменяемым. Человек же, страдающий сексуальными извращениями в форме педофилии (влечение к детям), геронтофилии (к престарелым), некрофилии (к трупам), зоофилии (к животным) и т. д., отдает отчет своим действиям, но возможность руководить ими у него в определенной ситуации снижена до предела. В этом-то и причина совершаемых им преступлений, объяснение их жестокости и отсутствие видимой мотивации.