Ничья земля. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Ян Валетов cтр.№ 79

Сергеев посмотрел на Аль-Фахри.

Араб стоял рядом, заложив за спину руки и полуприкрыв глаза, напевал что-то тягучее, без слов. Он был спокоен. Михаил чувствовал его настроение: он и сам был не чужд фатализма.

Нукер был готов умереть. Нукер был готов сражаться и убивать. Нукер не хотел умереть на коленях в любом случае.

Хасан был врагом – так сложились обстоятельства. Но он был достойным врагом. Сергеев мог убить его без колебаний в нужный момент, но не мог не уважать, как противника. Араб был опасен, словно гремучая змея, но невольно вызывал восхищение силой своего духа.

Базилевич же сидел на земле, растерянный, жалкий и нелепый. Он был смешон в этой криво сидящей военной форме, и запах пота, исходящий от него, был настолько наполнен этим страхом, что шибал в ноздри, как ацетон, перебивая тяжелую вонь спекшейся на жаре крови. Он видел, что дело кончено, и боялся выстрела в затылок, который мог прозвучать в любую минуту.

А он мог прозвучать…

В нескольких метрах сзади, в тени чахлого рахитичного дерева, им в спины пялилась Вонючка. Сержант Че была возбуждена боем, да так, что едва сдерживала дрожь. Запахи крови, гари и пороха действовали на нее круче мужской ласки: на верхней губе выступили крупные капли пота, кончик широкого носа подрагивал, по хэбэ расплывались темные пятна. И глаза… Глаза у нее были безумные и стеклянные, словно не она смотрела на пленников, а нечто, на человека мало похожее, сидящее у нее внутри.

Рядом с ней, опасливо косясь на старшую, толклись двое здоровых, но бестолковых и неуютно себя чувствующих негра из здешних. Чувствовали они себя неуютно не потому, что вынуждены были охранять пленных в обществе странной сержантши с неприятным взглядом – эти тонкости их не интересовали. А вот то, что остальные бойцы отряда Кэнди грабили трупы, а они в этом участия не принимали, было действительно волнительно и заботило охранников значительно больше, чем исполнение приказа.

На ВПП выехал джип Рашида, и он выполз наружу, под лучи вечернего солнца, покрасневшего от вездесущей пыли и пролитой крови. Неуклюже ковыляя в непривычной обуви, похожий на панду-переростка, Рахметуллоев зашагал к стоящему у контейнеровозов Кубинцу, стараясь держаться подальше от разбросанных там и тут фрагментов тел.

– Ну? – сказал Хасан негромко на фарси. – Что будешь делать? Ждать дальше?

– Чего ты беспокоишься? Он же обещал оставить тебя в живых? – отозвался Сергеев.

Аль-Фахри помолчал несколько секунд, пожевал губами что-то невидимое и просвистел своим простреленным горлом:

– Я ему не верю…

– Я ему тоже не верю, – согласился Сергеев, в очередной раз оглядывая диспозицию. – Может быть, и поверил бы, но мы ему сейчас настолько без надобности, что даже удивительно – почему еще живы! Разве что ему еще нужно что-то доснять?

Базилевич, не понимавший чужого гортанного языка, посмотрел на Сергеева своими глазами раненой лани и быстро-быстро зашептал, сглатывая слова:

– Надо бежать, Михаил Александрович! Надо бежать! Нас всех убьют! Я знаю Рашида Мамедовича, знаю, поверьте, он очень жестокий человек… Я вас прошу, не бросайте меня! Прошу! Они убьют меня! Они вас тоже убьют!

Губы у Антона Тарасовича ходили ходуном, шлепали одна о другую. Он начал раскачиваться всем телом, то и дело ударяя ладонями о пыльную землю, припадая грудью к собственным коленям.

– Эй! – весело окликнула их Сержант Че. – Мачо! Скажи своему дружку, чтоб закрылся! Не то я забью ему в глотку его колокольчики!

– Мне страшно! Мне страшно! Мне страшно! – продолжал Базилевич, монотонно выбрасывая из себя слова, словно мулла, распевающий молитву. Он потерял контроль над собой и начал соскальзывать во влажную тьму безумия, и какие именно демоны ждали его в этой тьме, Сергеев даже и предположить не мог. – Сделайте что-нибудь! Сделайте что-нибудь! Сделайте что-нибудь!

– Думаю, – сказал Сергеев, оглянувшись, – что тебе, Антон Тарасович, действительно лучше помолчать. Никто тебя бросать не собирается, но если наша барышня выполнит обещание, то брать с собой будет нечего…

Глаза у Базилевича раскрылись еще шире, и он уже не шептал, а просто шевелил губами, словно кто-то выключил звук. А, может быть, он действительно начал молиться? В таких случаях и атеисты вдруг ощущали религиозный экстаз. Скорая смерть, знаете ли, способствует вере в чудеса.

– Ну, почему, – произнес Хасан на английском, так, чтобы Базилевич его понял, если еще был способен понимать чьи-то слова, – почему я должен идти на заклание, как баран, да еще и вместе с этой тряпкой… С предателем…

В голосе его звучала неподдельная тоска.

– Зря ты остановил меня тогда, в Лондоне, когда у меня еще был пистолет, Сергеев. Нас бы убили, но и мы бы успели убить многих из них… Отважные попадают в рай!

Сергеев едва заметно пожал плечами.

– Ты был бы уже мертв, Хасан. А так – ты все еще жив. У мертвеца нет надежды. А у тебя есть…

Аль-Фахри слегка повернул голову в сторону собеседника и ухмыльнулся краем рта.

– Надежда? Красивое слово. Сколько их здесь? Полсотни? Или больше? Они только что напились крови, они сильны, у них оружие… На что ты надеешься, Сергеев? На чудо?

– Мигелито, – проворковала Вонючка за спиной, – мальчик мой! Хотя я с нетерпением жду нашей интимной встречи, но если ты не заткнешься…

На этот раз Сергеев повернулся к Вонючке всем корпусом и уперся взглядом в ее горящие недобрым огнем глаза.

Сзади него, на полосе, усеянной телами, медленно молотил винтами горячий до густоты воздух изрешеченный крупным калибром транспортник, так и не закончивший разворот. С откинутой аппарели свисал обезглавленный труп.

Надеяться на чудо было бы непростительной глупостью. Мангуст всегда говорил, что умный курсант надеется только на себя, а опытный – на удачное стечение обстоятельств.

Сердце Сергеева начало биться быстрее, адреналин брызнул в жилы и смешался с кровью. Голова вдруг стала легкой, мысли прозрачными и быстротекущими, и Михаил, вдохнув полной грудью, понял, что будет делать дальше.

– Ну, так что ты стоишь? – спросил он Вонючку, улыбаясь. – Что ты стоишь, красотка? Чего же ты до сих пор не отрезала мне яйца, неотразимая! Что тебе мешает? А? Что? Хочешь, скажу? Хочешь? Ты не можешь меня тронуть потому, что ты никто! Никто! Тупая, вонючая сука, не годная ни на что, кроме как делать грязную работу. Да если бы ты только попыталась причинить зло хоть кому-нибудь из нас, Кубинец бы порезал тебя на ремни! Он бил бы тебя сапогом по твоей мерзкой физиономии и мочился в твой поганый рот!

Базилевич посмотрел на Сергеева, перевел на Хасана полные животного ужаса глаза и начал заваливаться на бок, теряя сознание.

Сергеев намеренно говорил на английском, медленно и раздельно, чтобы спич был по достоинству оценен двумя другими охранниками. Один из них, скорее всего знающий английский, заржал в голос, словно увидел гэг Бени Хилла, и принялся, хихикая, говорить что-то напарнику – наверное, переводил.