Изменницы - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Фримантл cтр.№ 26

Но Берн, похоже, был не склонен обсуждать инфлюэнцу.

– Да, – сказал он. – Епископу известно об их связи.

– Едва ли их отношения можно назвать связью, – возразила Левина, стараясь не выказывать беспокойства, какое она начала испытывать, когда разговор принял неприятный оборот. – Мы их, во всяком случае, не поощряли. – Она переглянулась с Георгом, и тот согласно кивнул.

– Их следует поощрить, – объявил Берн. Теерлинки ждали, пока тот объяснится. – Видите ли, епископ хочет, чтобы за Каррадами велось наблюдение. Похоже, они… – Он умолк и повертел перстень на пальце. – Как бы получше выразиться? Судя по всему, их поведение… вызвало у епископа определенные подозрения. – Он нарочно растягивал слова. – Очень кстати, что ваш сын ухаживает за одной из дочерей! Благодаря ему мы можем наблюдать за этим семейством, так сказать, с близкого расстояния.

– К сожалению, – подосадовал Георг, – Маркусу придется немедленно отправиться в Брюгге. Его дед, мой отец, заболел. – Он снова перекрестился, а затем набожно сложил руки. Левина перебирала висевшие на поясе четки. – Вполне вероятно, скоро нам всем придется отправиться туда же.

– Брюгге, – медленно повторил Берн, как будто пытаясь вспомнить, где находится этот город. В конце концов он быстро одобрительно кивнул, и Левина была благодарна за то, что Брюгге находится под властью католиков. – Прискорбно слышать о недомогании вашего батюшки, – неискренне продолжал незваный гость, – но я не сомневаюсь, что вы найдете средства держать епископа au courant ^[18]. – Он снова улыбнулся своей тошнотворно-приторной улыбкой. Допил эль, встал, шурша одеянием. – Епископ Боннер огорчится, лишившись таких прихожан, как вы. Истинно верующих очень мало, они так редки!

Левина была уверена, что расслышала нотки сарказма за его льстивыми словами. Уж не проверяет ли Боннер их благочестие вместе с благочестием Каррадов? Боязнь заболеть отступила на второй план; ее сменило нечто более зловещее. Ей было известно, что Каррады – реформаторы; Берн вполне мог нанести им такой же визит – во всяком случае, это не исключено. Он направился к двери и, рявкнув слуге: «Смотри в оба!» – ушел.

Левина обернулась к Георгу. Тот следил за ней, как будто ждал каких-то слов, но она, избегая его взгляда, начала собирать кружки со стола.

Георг схватил ее за руку:

– Оставь посуду слуге! Мы ведь за это ему платим.

«Точнее, я плачу», – подумала Левина, но промолчала.

– Тебе по-прежнему хочется здесь остаться? – продолжал он, и в его голосе больше не было слышно нежности.

– Сейчас мы просто не можем уехать. Наш отъезд возбудит подозрения.

– Если бы ты не… – Он умолк и закрыл лицо руками. Его отчаяние разрывало ей сердце. – Если бы ты не настояла на том, чтобы переправлять в Женеву все записи и рисунки, мы не очутились бы под подозрением!

Она хотела накричать на мужа, напомнить, что и он – сторонник новой веры, упрекнуть его в лицемерии… но вовремя прикусила язык. Нет смысла вымещать гнев на Георге, который ее любит. Он напуган. Вот странно – ее муж, ее защитник, боится больше, чем она сама.

– Я люблю тебя, Георг, – прошептала она.

Он не ответил, и впервые Левину посетила страшная мысль: что, если он ее разлюбил? Сердце у нее заныло.

– А как же Маркус?

– Не знаю, Георг.

– Пусть пока ухаживает за своей девушкой.

– А мы доложим о них Берну. Расскажем что-нибудь безобидное, а там видно будет… – Она растерялась, не зная, как обезопасить сына.

Дверь распахнулась, и появился Маркус. Зубы у него были стиснуты, значит, он затаил гнев или обиду. Проходя мимо родителей, он неразборчиво поздоровался и направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Отец остановил его, положив руку ему на плечо:

– В чем дело, Маркус?

Сын в ответ молча покачал головой, и Левина поняла: мальчик боится говорить, боится сорваться. Она знала все мельчайшие изгибы характера сына. Помнила, как он, шестилетний, упал и пришел весь в синяках и ссадинах, как он закусывал дрожащую нижнюю губу, как замирал, стараясь не плакать. Она даже не попыталась утешить его, позволив ему держаться на расстоянии. Но Георг уже взял его за плечи:

– Что случилось?

– Если тебе так хочется знать, – отрезал Маркус, – она уехала.

– Та девушка? – спросил Георг.

– Она не просто «та девушка»… Элис, отец. Ее зовут Элис, и ее семья уехала! Все Каррады уехали, а куда – неизвестно. И она ничего мне не сказала! – Сын не выдержал и закричал; по его лицу потекли слезы.

Георг посмотрел на Левину, словно хотел спросить: «Ну, что ты теперь скажешь?» Маркус вырвался и взбежал по лестнице. Он уронил на пол лист бумаги. Левина подобрала его, развернула, подошла к окну, где больше света. Элис Каррад оставила ему письмо. Правда, в нем почти ничего не говорилось, помимо того, что уже сообщил Маркус: ее семья уезжает. Она чувствовала обиду за сына; переживала из-за его первой несчастной любви.

– Ну что? – спросил Георг.

– Нам дали отсрочку, – ответила она, протягивая ему письмо. – Потом можешь отнести его Берну. Только погоди немного, пусть они уедут подальше, прежде чем Боннер отправит в погоню своих псов. – Георг кивнул, поднял глаза к потолку, словно признавая во всем руку Божию. – Вот так, – продолжала Левина. – и Каррады будут спасены, и все увидят, что Теерлинки делают то, о чем их попросили. – Ей казалось, что Георг доволен, но она понимала: пройдет время, и он снова заговорит об их отъезде.

С улицы донеслись крики; она видела из окна, что на углу собирается толпа.

– Боже правый, неужели еще кого-то сожгут? – воскликнула она.

– Сегодня я был на рынке, – сказал Георг, подходя к окну и вставая с ней рядом. – Столба там нет. Я ничего не слышал. – Он обнял ее, и она положила голову ему на плечо, ненадолго закрыв глаза и стараясь забыть обо всем. – Надо бы выяснить, в чем дело. – Но он не двигался, и они постояли так, утешаясь близостью друг друга.

– Я пойду с тобой, – предложила Левина.

– А Маркус?

– Оставь его в покое. Пусть выплачется один.

Они направились к двери. Левина протянула руку, но он не взял ее, они вышли на улицу, в январскую стужу. Улица была запружена народом, и все шли в сторону Смитфилда, чтобы понять, из-за чего такой шум. Они видели на обочине брошенную тачку; поток людей устремлялся в узкую улицу, похожую на бутылочное горлышко. Все толкались, слышались крики; мужчины сажали детей на плечи, чтобы тех не раздавили; парни залезали на ближайшие карнизы, взбирались на стены или ловко, как кошки, карабкались на низкие крыши. Левина чувствовала, что Герой бежит с ней рядом; их захватило течением и в конце концов вынесло на рыночную площадь, где на деревянном ящике стоял какой-то человек и кричал, обращаясь к толпе.