–Нет, уважаемая, что вы. Наша килька совершенно особая, простая консервная банка ей как бы «не комильфо».
–А сколько штук в порции? Почему она, блин, такая дорогая? – не унималась я.
–В блюде четыре-пять рыб, но, извините, блюдо состоит не только же из кильки. В блюде также имеется свеколка, горошек зелёный, маслице опять же постное, – перечислял официант. –
–Ну, хорошо, пусть ещё в придачу к кильке будет и свеколка. Но, извините, это же обычный корнеплод с грядки совхоза «Напрасный труд», а не чёрный трюфель с Пьемонтского леса. Откуда цена-то такая?
–Молодой человек, нам счёт, пожалуйста, – попросил Костя официанта, понимая, что я не собираюсь останавливаться. – И чем быстрее, тем меньше мозга она вам вынесет. Поверьте мне на слово, это она умеет делать блестяще!
–Да что вы, уважаемый… Всегда рад ответить на любой вопрос. Всегда к вашим услугам, – чуть заметно склонил голову в виде поклона официант. – Посетитель всегда прав, как говорили в советские времена, – добавил он улыбаясь, а в его глазах читалось: «Любой каприз за ваши деньги. Но если вас не затруднит, за вынос мозга добавьте всё-таки немного к чаевым. Это, знаете, типа как надбавка за вредное производство».
Последние три предложения официант не произносил. Это я сама сканировала его мысли.
–Костя, вот зачем ты меня напоил? – Я стояла возле открытой двери машины, слегка покачиваясь. – Давай минуточку постоим на свежем воздухе и поедем, хорошо?
–С удовольствием постою ещё, – ответил Костик. – Только милая, хочу напомнить: не я предлагал один тост за другим. Вот и результат, как говорится, на лицо.
–Всё, едем, я уже в полном порядке, – произнесла я, сделав глубокий вдох бодрящего, ночного мартовского воздуха. – Хочу скорее домой и в тёплую постельку .
Проснувшись утром, мы, не сговариваясь, решили не ехать на работу. Как здорово, было опять чувствовать друг друга, находясь на одной волне. Ко мне вновь вернулся мой Костик – милый, заботливый, внимательный и очень-очень сексуальный. Приняв душ, я побрела на кухню. А там, что называется, шаром покати! Всё, что находилось в холодильнике, вызывало тоску и убивало аппетит и желание завтракать в ближайшие пару часов. Скользкая заветренная колбаса, высохший и затвердевший до степени гранитного камня кусок сыра, давно просроченные для употребления яйца да зелёный батон хлеба. Не просроченным оказался только растворимый кофе. Ну, возможно, ещё кетчуп.
–Что у нас на завтрак? – послышался Костин голос. – Я бы чего-нибудь съел!
Я бы тоже не отказалась, – произнесла я вошедшему и чмокавшему меня в щёку Кости. – Но продукты, которые я нашла в холодильнике, мне кажется, не совсем свежие. Если, конечно, можно так выразиться.
Ну, извиняйте! Тут вам, конечно, не «Пушкин», но, как говорится, чем богаты, тем и рады! – с этими словами Костя распахнул дверцу холодильника, застыв на минуту, внимательно разглядывая его содержимое.
–Костик, я думаю, даже Копперфильду не удалось бы взглядом реанимировать то, что ты видишь. Поэтому, смотри ни смотри, но единственное место всему, что есть в холодильнике – это мусорное ведро. Давай-ка всё это сюда, – сказала я, подставляя мусорный пакет. –
–Ладно, выкидывай, что уж теперь, – произнёс Костя, взяв в руку сыр, будто кусок скальной породы. Но сыр-то можно и оставить! Пригодится ещё. Дорогой, твёрдых сортов, хорошей выдержки …
–Костя, выдержанный – не значит высушенный! Давай и его кидай в мешок, хочу в холодильнике порядок навести, – не унималась я. – Чего ты выдумываешь, куда он ещё может пригодиться?
Да массу применений можно найти, если подумать, – не сдавался Костя. – Например, удаление ороговевших частичек эпителия с поверхности тела, – с этими словами он коснулся засохшим и острым, словно лезвие ножа, краем сыра к моей оголённой ноге и, слегка нажав, повёл вниз. – Чувствуешь, как омертвевшие клетки просто ссыпаются с твоей ноги, делая кожу молодой и упругой? – Она и без твоих сырных ноу-хау молодая и упругая! Давай быстро кидай его в мешок!
Манол, ты меня заманал!
Приехав на дачу, Костя первым делом затопил баню. –
Настоящая, русская, на берёзовых дровах! Через часок под соточку градусов будет. Банька что надо! – не переставал нахваливать Костя, пока мы прогуливались по дорожкам сада. – Венечки запарю: у меня и дубовые, и берёзовые есть! Смотри-ка, в городе уже почти нет снега, а здесь вдоль забора ещё полуметровые сугробы, – произнёс он. – Ну ладно, ты погуляй немного, а я пойду гляну, что там у нас с жаром.
Банька стояла особнячком от основного дома, почти в углу сада. Не очень большая, сложенная из толстых золотистого цвета брёвен, на которых лучами играло заходящее солнце. Из трубы в небо поднимался еле заметный дымок, разнося по окрестности запах горевших дров. Кое-где на крыше ещё остался лежать снег, не съеденный первыми лучами апрельского солнца. Цокая каплями, свисали сосульки. Некоторые из них были совсем маленькие, размером не больше карандаша, другие же, наоборот, – длинные и толщиной с мою руку. Меня так и тянуло подойти и как в детстве, взяв в руку палку, задрав голову вверх, пытаться сбить их с крыши. Помню, у нас во дворе это было одной из самых любимых забав. Сосульки, которые были по тоньше, падали от лёгкого прикосновения, словно от взмаха волшебной палочки, рождая музыку, похожую на звуки ксилофона. Но впереди предстояла битва с гигантской сосулькой! Размахнувшись и хорошенько прицелившись, от напряжения и сосредоточения высунув язык, ты бьёшь со всего маху! Палка, ударяясь, скользила, отбивая лишь жалкие сантиметры, кончика сосульки. Ещё удар – бесполезно… Сосулька монолитом, почти не уменьшаясь в размере, свисала с крыши. Так могло продолжаться долго. Никто не хотел уступать: ни она нам, ни мы, детвора, ей. Дальше в ход шла тяжелая артиллерия: ледяные булыжники, осколки более мелких сосулек, половинки кирпичей… Не выдержав такого напора, сосулька сдавалась. Прихватив с края крыши снег или лёд, порождая шум, со звуком «Уххх» сосулька, как нам казалось, медленно падала вниз, разбиваясь на множество прозрачных льдинок. –
Кать, ты чего там застыла, как снежная баба? О чём мечтаешь? Банька уже ждёт нас, – донёсся из приоткрытых дверей Костин голос. – Заходи, раздевайся и в парилку. А потом выйдем чайку попьём с мёдом. Есть минералка прохладная.
Нырнув в приоткрытую дверь бани, я огляделась: небольшая комната с окном в сад, диван, пара кожаных кресел, телевизор, холодильник.
Это тебе, – сказал Костя, протянув войлочную шапку, напоминающую цветок колокольчика. – Надевай поглубже, чтобы уши не обжечь. Сейчас термометр смотрел, под девяносто уже, да я еще ковшичек плеснул на каменку. Обернувшись, я чуть со смеху не покатилась: передо мной стоял – ни дать, ни взять – Павка Корчагин! Ну, по крайней мере, таким я его видела на обложке книги, которую я к своему стыду так и не прочитала. Красивое, волевое, чуть скуластое Костино лицо покрывали капельки пота. Взгляд серьёзный, как будто он собирался не в парилку с девушкой, а идти бороться за счастье народное. На голове – будёновка из мягкого войлока с длинными ушами, козырьком и большой красной звездой.