Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Саввин cтр.№ 62

В это время отец Аркадий в своей комнате, после очередного суматошного дня (литургия, требы, поездка в какую-нибудь воинскую часть или встреча со студентами в университете, или работа на Пастырских курсах, и много другое) наконец-то оставался наедине со своей супругой. Жена была молода, да и сам батюшка тоже был молод. И потому супруги были совсем не против уединиться. И все бы хорошо, но где-то в час ночи, без стука и вообще какого-либо предупреждения, дверь в их комнату широко распахивалась и на пороге появлялся Филимон Тихиков.

– Отец Аркадий! – радостно сообщал он ему с порога. – А я и не знал, что на русском языке вышло новое издание Тейяра де Шардена!

– Интересно, – жалобно отвечал Котов.

– Его «Феномен человека» издавали еще в советское время, – тоном лектора продолжал Филимон. – Но тогда многие вещи, сами понимаете, цензурировались. В частности, там не было заключительной главы: «Феномен христианства»!

– Да?

– Я читал фрагменты на английском – я ведь говорил, что я свободно читаю по-английски?

– Да, конечно…

– Вот, смотрите, какая замечательная идея: «Поистине, это высшая форма “пантеизма”, лишенная примешивающейся отравы и уничтожающего искажения; это упование на вхождение в совершенное единство, в котором каждый элемент, как и вся Вселенная, найдет свое завершение».

Отцу Аркадию становилось совсем неловко от того, что он никак не поддерживает разговор – и он для вежливости говорил какую-нибудь фразу, относящуюся к обозначенной теме:

– Любопытно, конечно… Но вот термин «пантеизм»…

– О, тут нет ничего такого, что бы противоречило православию! – с жаром отвечал Тихиков. – Он ведь здесь употреблен в совсем особом смысле. К тому же речь идет об очень интересной богословской логике, которая является продолжением логики эволюционизма…

Котов грустно моргал, глядя на Филимона очами жертвенного агнца.

– Наверное, мне проще понять, потому что у меня – я говорил? – не только богословское, но естественнонаучное образование…

И далее Тихиков продолжал пытаться объяснить отцу Аркадию, а заодно и его супруге, всю глубину мысли иезуита и археолога Тейяра де Шардена. Не позднее чем через сорок минут Филимон, сполна насладившись собственными монологами, уходил в свою комнату. А чета Котовых начинала готовиться ко сну, судорожно дергаясь от каждого шороха в коридоре.

На фоне этих ночных просветительских набегов прочие стороны жизнедеятельности Тихикова выглядели сравнительно невинными. Хотя тот факт, что он спокойно питался из холодильника, который наполнялся за счет отца Аркадия, и никогда не убирался в общем коридоре (не говоря уже про мытье посуды), особой радости семье Котовых не приносил. Поэтому тот день, когда уже рукоположенного во священники отца Филимона назначили настоятелем только что открывшегося Свято-Никольского храма, стал для отца Аркадия и его супруги одним из самых больших семейных праздников: Тихиков съехал на другую квартиру.

Но было бы ошибкой думать, что поведение Тихикова объяснялось его злокозненностью и коварством. Отнюдь нет! Он искренне считал отца Аркадия своим близким другом, и о времени их совместного проживания у него остались самые лучшие воспоминания. В душе отец Филимон, хотя и назывался отцом, навсегда остался избалованным подростком, которого воспитали мама и бабушка, уверенным в своих исключительных талантах и замечательных душевных качествах. И над семейством Котовых, и над прочими своими братьями-сослужителями он никогда (или почти никогда) не издевался целенаправленно. Он был подобен маленькому ребенку, который из любопытства отрывает бабочке крылья или хватает за голову кота – не думая и даже не зная о том, что он причиняет им боль – просто из интереса, встретив на своем пути что-то новое, разноцветное или пушистое и мягкое…

Такое отношение к местному духовенству и епархиальным работникам неизбежно приводило к конфликту – и конфликтные ситуации, действительно, возникали ежедневно, если не ежечасно. Но пока отец Филимон находился под высоким покровительством Владыки Евграфа, он мог позволить себе иной раз не явиться на службу, отказаться от того или иного поручения под предлогом мнимой болезни или других неожиданностей. Ему архиерей позволял то, что не спустил бы никому другому.

Однако нужно сказать, что в Мангазейске иерей Тихиков сумел приобрести и вполне искренних почитателей. Несмотря на все «прекрасные» стороны своей натуры, он действительно был хорошо образован, умел быть вежливым и интересным собеседником. По крайней мере, его обходительности, интеллектуальных мощностей и одеколона вполне хватало для приходских теток, многие из которых привязались к нему всей душой и восторженно повторяли:

– Какой батюшка! Какой замечательный батюшка!

А некоторые добавляли:

– Будущий архиерей!

Отец Филимон принимал все эти дифирамбы благосклонно, никогда не говоря ни слова против.

Но все изменилось сразу же после того, как Владыку Евграфа перевели из Мангазейска в Вену.

Во-первых, с этого времени сдерживать недовольных попов, а особенно благочинного, стало некому. Что же до отца Василия, то он теперь не без удовольствия шпынял Тихикова – и по делу, и без дела.

Во-вторых – и вот это было уже серьезно – выяснилось, что в мировоззренческом отношении отца Филимона и нового мангазейского Преосвященного разделяла пропасть. Владыка Евсевий был человеком, имевшим весьма слабое светское образование, да и в духовных школах он учился хоть и неплохо, но особых высот никогда не достигал. Его семья также была, что называется, простой. Отец – колхозный зоотехник, мать – сельская учительница. Сразу после окончания семинарии (а точнее, уже на последних ее курсах) Евсевий начал жить исключительно в монастырях, и послушания, которые он там выполнял, редко пересекались с какой-то интеллектуальной деятельностью.

Любимым чтением Евсевия стали патриотические и церковно-фольклорные книжицы – о старцах и старицах, чудесах и знамениях нашего времени. Конечно, главными его ориентирами в церковной жизни были патриаршие указы и официальные разъяснения из «Журнала Московской Патриархии». Но ровно настолько, насколько можно было отклониться от предначертанной Чистым переулком линии, он отклонялся в сторону митрополита Иоанна (Снычева), Олега Платонова (с его творчеством, впрочем, он был знаком лишь в пересказе своих духовных чад) и других похожих авторов.

Очередная смена идеологического вектора в епархии произошла почти молниеносно.

– Простите, отче, – обратился к отцу Игнатию в конце мая 2001 года один из «курсантов» (слушателей Пастырских курсов) после очередной лекции по истории Русской Церкви. – Но вот то, что вы про Иоанна Грозного и митрополита Филиппа рассказали – это не так было.

Отец Игнатий, по обыкновению уже летевший черным вихрем к выходу из аудитории, резко остановился. Его преподавательский авторитет впервые поставили под сомнение.

– Ага, – сказал иеромонах. – А как же было?