Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Саввин cтр.№ 19

С осознанием чего и жили. Приблизительно до конца 1980-х годов, когда советский мир стал стремительно рушиться.

Понятно, что уже самое позднее году к 1986-му официальную советскую абракадабру совсем всерьез воспринимали либо дети, либо пенсионеры и сумасшедшие (последние две категории, впрочем, часто перетекали одна в другую). Но не воспринимать всерьез – это отнюдь не значило не воспринимать вовсе. Да, митинги 7-го ноября и 1-го мая, неизменные построения в колонны, авральное рисование никому не нужных плакатов и транспарантов, политзанятия, заседания и многие другие способы советского времяпрепровождения достали уже приблизительно всех. Но при этом во многих, очень многих головах сохранялось сознание того, что СССР, партия, советское правительство – это данность, такая же, как восход солнца, небо над головой и земля под ногами. Это не хорошо или плохо, это – часть жизни. И лишиться этого – это значит провалиться в какую-то бездну, в которой жизни быть попросту не может.

И вот эта бездна стала разверзаться. Вдруг стали выясняться удивительнейшие для советского человека подробности. Оказалось, что никакой «новой советской общности» не существует, а на территории СССР проживают все те же народы, которые жили и семьдесят пять лет назад. И теперь вчерашние советские люди готовы друг друга расстреливать и резать, лишь бы добыть себе свои национальные государства. Внезапно выяснилось, что это не СССР богатый, а западные трудящиеся – нищие, а строго наоборот. Что Церковь – это как минимум неплохо, а Ленин – это, очень возможно, даже и нехорошо… И многое, очень многое другое, от чего мозги советских трудящихся стали закипать и свистеть, как забытый на плите чайник…

Воинская часть, в которой служил Васильев, оказалась подлинным срезом советского общества – в том смысле, что кипение и свист начали сносить верхние этажи у всего личного состава. Васильев, как и многие его сослуживцы, вдруг с удивлением обнаружил, что прослуживший с ним рядом десять лет прапорщик Иванюк, родом из Ивано-Франковска, совсем даже не советский человек. Оказывается, дома у него всегда были книги на украинском языке, небольшая греко-католическая икона, а Степана Бандеру он (о ужас!) считает героем. В отличие (опять ужас!) от Богдана Хмельницкого. Тот факт, что Иванюк был кандидатом в члены КПСС, этому никак не мешал. Аналогичным образом обстояли дела и с двумя молдаванами, которые теперь стали говорить, что русские лишили их национальной культуры. А секретарь партийной ячейки прямо на собрании сообщил, что один из его дедов служил у Петлюры и что сам он, секретарь, всегда верил в Бога. Когда же партсекретаря стали расспрашивать о его верованиях, он ответил, что Бог – это не Бог, а БОГ: Биоэнергетический Объект Галактики. И что об этом как раз была замечательная статья в предпоследнем номере «Техники молодежи».

Наиболее интеллектуальные офицерские жены также не отставали от своих мужей, старательно изучая куцые журнальные заметки о карме и реинкарнации. И, конечно, вся воинская часть исправно сидела перед телевизором, когда в нем появлялась физиономия Кашпировского, или же заряжала от этого телевизора воду – если на экране показывали Чумака.

Что же до молодого поколения, то ученики начальных классов радовались появлению жевательных резинок с фантиками-вкладышами и первым комиксам. А подростки сосредоточено читали статьи о сексе, которые в огромном количестве публиковали пионерские издания «для детей и юношества». Самые же взрослые собирались на квартирах у тех, кто сумел обзавестись видеомагнитофоном (таких квартир в части было всего две), и немигающими глазами смотрели первые пиратские копии «Эммануэли».

Васильев, как и большинство его коллег, ошалело вращал головой, пытаясь понять, где в этом вихре из Бандеры, Чумака, Камасутры и рыночных отношений есть хоть что-то, за что можно зацепиться. Прежний мир, который он знал и по-своему даже любил, рухнул. Закончилось все, что было раньше: исчезли все смыслы, изменилось понятие о выгодном и невыгодном, стало зыбким то, что почиталось моралью. В возникшем водовороте предстояло решать самому: для чего и как ему, Васильеву Василию Васильевичу, капитану Советской армии, следует жить? Никогда ранее ему об этом задумываться не доводилось. Так впервые в своей жизни он задался пилатовским вопросом: «Что есть Истина?»

Пару лет он ковырялся в различной эзотерической литературе, которой тогда были в изобилии усыпаны все прилавки и которой его собственная квартира, стараниями жены, была полна. Что-то ему нравилось, что-то – нет, но того ответа, который бы его устроил, он не находил. Пару раз Васильев сходил на собрания местных неопятидесятников, оставившие у него гнетущее впечатление (особенно тот момент, когда, по мнению проповедника, началось «сошествие Святого Духа» и «говорение языками»). К баптистам, которые тоже развернули активную миссионерскую деятельность в Мангазейске, он заглянул разок и более не стал. Вообще, проповедники, которых тогда собирательно именовали западными, Васильева пугали и раздражали одновременно. Пугали – потому что он, как и большинство советских граждан, был воспитан в страхе перед всевозможными сектами, которые заманивают в свои ряды советских трудящихся для последующих изощренных издевательств над ними до сожжения заживо включительно. Как правило, всех «сектантов» именовали баптистами (даже если речь шла о иеговистах или кришнаитах). И хотя прежним страшилкам Агитпропа уже не особо доверяли, но таинственных «баптистов» на всякий случай побаивались. И нельзя сказать, что боялись всегда напрасно: появление «Белого братства», а потом и «Аум Синрикё» вновь подстегнуло недоверие к новоявленным религиозным проповедникам.

И, конечно, западные миссионеры раздражали. Особенно таких людей, как Васильев. Ведь совсем недавно он был советским офицером – носил погоны той державы, которая открыто боролась с США за мировое первенство, чьи военные базы стояли в обоих полушариях, а политическая доктрина имела сотни миллионов приверженцев во всем мире. И вот, в одночасье, все это рухнуло. Вместо былой мощи и величия, пусть и сопряженных с бедностью, очередями, дефицитом и многим другим, остались только бедность, очереди, дефицит и многое другое. Безо всякой мощи и величия. И несмотря на то, что из телевизора нескончаемым потоком лились речи о советско-американской (а потом о российско-американской) дружбе и сотрудничестве, Васильев чувствовал себя солдатом побежденной армии – и побежденной страны. В этой ситуации видеть подтянутых, гладко выбритых, в хорошей, качественной одежде американских проповедников, которые с голливудскими улыбками, сверкая отбеленными зубами, раздают гуманитарную помощь, было унизительно до тошноты. Эти сцены очень живо напоминали Васильеву пропагандистские фотографии в советских военных музеях, на которых добрые воины-победители раздают продуктовые наборы жителям поверженного Берлина. Новообращенные из местных, получающие гуманитарку от американских миссионеров, казались коллаборационистами, предателями, продающими Родину за ношеные кроссовки или заваривающуюся лапшу.

– Все равно что власовцы! – не раз с ненавистью говорил о них Васильев. И никакой мат и никакое проклятие в его устах – устах советского офицера – не имело такой же убойной силы, как это ненавистное со школьной скамьи слово: «власовцы».