Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Саввин cтр.№ 18

– Запустил! – нахмурившись, безапелляционным тоном заявил Васильев. – А новый наш Преосвященный – он не таков! Тридцать лет в монастырях – сам понимаешь, какая это духовная школа… Он это терпеть не будет. Надо принимать решение.

Шинкаренко с треском захлопнул старую кожаную папку с документами, данные из которых он забивал в какую-то таблицу, открытую у него на мониторе.

– Надо так надо, – негромко ответил он. – Но отца Ярослава жалко. Хороший он человек.

– Знаешь, Сергеич, как Жеглов говорил: «Наказания без вины не бывает»! – отрезал отец Василий. Сделав еще два шага, он оказался в следующем помещении – в прихожей или приемной, где за столом сидела прекрасно известная всей епархии Наталья Юрьевна Склярова, некрасивая женщина лет сорока пяти, выполнявшая функции секретарши. Она была искренне предана отцу Василию, несколько менее искренне – Шинкаренко и люто ненавидела бухгалтершу, сидевшую в соседнем с ней кабинете. Именно она отвечала на почти все входящие телефонные звонки, а также проводила первичную фильтрацию пришедших на прием.

– Наталья Юрьевна, сможете мне документы по нашему храму завезти сегодня часам к десяти? – спросил ее отец Василий. Под нашим храмом он подразумевал Свято-Иннокентьевскую церковь, где был настоятелем. До революции там находилось Духовное училище, а два года назад эти помещения вернули епархии. На первом этаже расположилась иконная лавка, склад и трапезная, на втором, в бывших классах училища, занималась воскресная школа; на том же этаже был и собственно храм. А на первом этаже, кроме прочего, была комната, в которой жил отец Василий и которую он сам предпочитал именовать кельей.

Наталья Юрьевна выдохнула не без некоторого демонстративного недовольства:

– Смогу…

– Очень хорошо! – ответил отец Василий и направился к выходу из Епархиального управления.

* * *

«Жалко ему, видите ли! – мысленно рассуждал он, шагая по двору Свято-Воскресенского храма к своему микроавтобусу (или, если угодно, микроавтобусу Свято-Иннокентьевской церкви). – А мне не жалко? И мне жалко, человек, что правда – то правда, недурной… Но смущение от его действий вышло большое. Понятно, что не мне его грехи судить, но тут – смущение пошло. Авторитет Церкви страдает! Честь Имени Христова!» – с этими мыслями он уселся за руль, пристегнулся (он всегда пристегивался: «мы повинуемся властям и законы не нарушаем!») и легонько нажал на газ. Микроавтобус плавно соскользнул на проезжую часть, и неспешно – опять же, в полном соответствии с установленным скоростным режимом – покатился к центру Мангазейска.

«Грехи его – дело не мое, а вот смущение – это уже мое дело. Как благочинного. Его надо прекращать – стало быть, прекратим», – мысленно резюмировал он, подавив начавшее было шевелиться в душе сомнение.

Это качество – умение подавлять сомнения – было едва ли не самым важным в не слишком многогранной натуре отца Василия.

В свое время оно помогало ему решать немало непростых вопросов в жизни, начиная еще со школьной скамьи. И далее – в Киевском высшем танковом инженерном училище, по окончании которого он получил погоны лейтенанта, на воинской службе и вот теперь – в священном сане. Что до лейтенантских погон, то появились они на его плечах в самом конце 70-х годов, то есть, естественно, в СССР. Сколько-нибудь серьезных связей у молодого лейтенанта Васильева не было, и потому на службу его определили в Восточную Сибирь, в Мангазейскую область, в один из множества безчисленных гарнизонов, долженствовавших охранять покой советских граждан от посягательств маоистского Китая.

Гарнизонная жизнь вдалеке от всех крупных городов (Мангазейск таковым не был, да и до него нужно было добираться автомобилем не менее двух часов) давала замечательные возможности для умственной и нравственной деградации. Взаимодействие с замордованной солдатской массой, основанное на использовании садистической иерархии с дедами во главе, один и тот же «узкий круг ограниченных офицеров», их жены, в массе своей тоже не отличающиеся широтой в чем бы то ни было, кроме талии, и все это – в воинской части, одиноко стоящей посреди степи… Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Отпуск, даже продолжительный, даже когда удавалось съездить на какой-нибудь курорт, не мог разрушить эту давящую монотонность бытия.

На разных людей она действовала по-разному. Некоторые держались неплохо, исправно тянули служебную лямку и самостоятельно обустраивали свой досуг – разные рыбалки и охоты, увлечение фотографией и т. п. Все вместе это позволяло если не остаться человеком, то, как говорили в военном кругу, «не потерять человеческий облик». На противоположном полюсе находился собиравший все мыслимые и немыслимые выговоры и взыскания «контингент». К службе в этом кругу относились равнодушно, главным развлечением было обильное употребление спиртосодержащих жидкостей и различные подвиги, совершенные на почве такового регулярного употребления. Помимо пьянства, была также какая-нибудь рыбалка (впрочем, практически всегда начинавшаяся, продолжавшаяся и заканчивавшаяся попойкой), а определенная часть офицерского состава додумывалась до вещей и вовсе экзотических. Например, до группового секса и прочих развлечений подобного рода. Для советских гарнизонов это было явление не то чтобы очень типичное, но встречалось оно гораздо чаще, чем об этом думали многие совсем уж простые смертные в СССР. Воинская часть с длинным номером, в которой служил будущий благочинный, относилась к числу тех, где подобные вещи встречались. Что же касается супружеских измен и вообще «похождений на стороне», то это всеми, включая даже руководство местной партийной ячейки, воспринималось как норма. Без этого обойтись было никак нельзя, ибо о чем же тогда говорить в офицерской компании за рюмкой водки во время очередного обмывания звания или, скажем, на 23 февраля?..

Василий Васильевич Васильев никогда не был идеальным советским офицером, по крайней мере в глазах своего начальства. Все его командиры полагали, что он «звезд с неба не хватает». Да он и сам к этому особо не стремился; но, не хватая звезд, чего другого он тоже не выхватывал. Служил ровно, без взлетов и падений, благодарности случались нечасто, но и без выговоров удавалось обходиться. Начальство ценило его как исполнительного, хотя и не особо умелого командира. С товарищами по службе ладил, но не всегда и не со всеми. В общем, «все как у всех». Этой же формулой можно было описать и его личную жизнь. Женат он был то ли на хохлушке, то ли на русской киевлянке, которую встретил еще в период обучения в училище. Жили не то чтобы совсем душа в душу, но костей друг другу не ломали и синяков не ставили (по крайней мере жена), родили двух детей – мальчиков. Водкой и похождениями на стороне Васильев не брезговал, но до пьянства или групповухи не опускался. Жена, понятно, была недовольна, но считала, что все это, так или иначе, укладывается в некую норму. И жена, и муж были уверены: по советским меркам им повезло. Повезло со службой – офицерские погоны давали хоть и не запредельный, но и не нищенский заработок, к тому же был паек, какие-то льготы, уважение в обществе. Да, жизнь в гарнизоне – скучная жизнь, но, с другой стороны, природа, простор, чистый воздух, детям, опять же, хорошо… (Хорошо ли им – никто не спрашивал, да и едва ли они могли дать разумный ответ, хотя бы потому, что сравнивать им эту жизнь было не с чем; по умолчанию же считалось аксиомой, что детям в гарнизоне, стоящем посреди степей, привольно и раздольно.) Логика жены была проста и сурова: муж выпивает иногда? Так ведь он не алкоголик, а иной раз и можно. Да и кто не выпивает? На стороне погуливает? Так ведь, может, и не погуливает он нигде, сплетни одни, завидуют бабы, вот и наговаривают. Да и кто из мужиков на сторону не хаживал? Из семьи ведь не уходит. Опять же, повышение скоро ему должно выйти по службе, звезду на погоны должны накинуть… В общем, как не крути, а выходило хорошо.