Матильда Кшесинская. Воспоминания - читать онлайн книгу. Автор: Матильда Кшесинская cтр.№ 37

При разборке бумаг покойного Великого Князя в письменном столе были найдены мои письма к нему, которые Великая Княгиня Мария Павловна любезно мне вернула – на память.

С кончиной Великого Князя вопрос о его покровительстве, конечно, отпал. Дягилев старался заручиться другим, но ему это не удалось. Вопрос о субсидии остался открытым, так как до кончины Великого Князя, хотя я об этом хлопотала, он не был решен, и Дягилев ответа не получил.

Во время дальнейших разговоров с Дягилевым относительно предстоящего сезона и разработки программы я заметила, что он стал сильно менять свое отношение ко мне, несмотря на нашу давнюю дружбу. При распределении балетов он предполагал дать Павловой «Жизель», в котором она была несравненна и имела всегда заслуженный большой успех. Мне же Дягилев предлагал танцевать незначительную роль в балете «Павильон Армиды», где я не могла проявить свои дарования и обеспечить себе успех перед парижской публикой. Несмотря на наши горячие споры по этому поводу, Дягилев не хотел мне уступить. В таких невыгодных для меня условиях я не могла принять его предложения выступить у него в Париже и отказалась от всякого участия в его сезоне.

Вполне понятно, что после моего отказа я не хотела больше хлопотать о деле, в котором не участвую, и просила, чтобы моему ходатайству о субсидии ходу не давали. Субсидии Дягилев так и не получил, сколько он ни старался другими путями. Сергей Лифарь в своей книге «Дягилев», описывая эту эпоху его деятельности, вполне оправдывает меня, считая, что Дягилев обидел меня и поступил крайне неблагодарно.

Тут я воспользовалась полученным в прошлом году приглашением выступить в Опера в Париже. Тогда я окончательного ответа не дала, а теперь послала в Париж свое согласие.

Мой второй парижский сезон протек при совершенно иных условиях: Париж меня уже знал, реклама была лучше организована, с директорами Опера и труппой я была знакома, – одним словом, я возвращалась в родную мне сферу и чувствовала себя там как дома. Поэтому я решила во что бы то ни стало вставить в балет «Корриган», который я снова должна была танцевать, свою вариацию, чтобы иметь успех, на который я рассчитывала, и утвердить свою репутацию на сцене Парижской оперы в бесспорной уже форме. Но это устроить было делом непростым. По принятому в Опера правилу нельзя вставлять в балет одного композитора музыку другого автора, а мне именно хотелось вставить в этот балет мою вариацию из «Дочери фараона» на музыку Цезаря Пуни. Чтобы это устроить, надо было ждать подходящего момента, который, к счастью, скоро и нашелся.

Не помню сейчас, кто устраивал у себя под Парижем «гарден-парти» для артистов Парижской оперы. Были приглашены оба директора Опера – Мессаже и Бруссан – и я, как числившаяся в составе труппы. Я была в очень хороших отношениях со всеми артистами балета, но особенно дружила с артисткой Аидой Бони. На этот «гарден-парти» я ехала вместе с Аидой Бони в автомобиле Мессаже. Бони, зная о моем желании танцевать свою вариацию, посоветовала мне на обратном пути, когда настроение у Мессаже будет, по ее мнению, более подходящим, обратиться к нему прямо с этой просьбою. Она меня уверяла, что, хотя правило, о котором я говорила, и существует, но с разрешения директора исключения делались. На обратном пути Мессаже был в чудном расположении духа. Он сел между мною и Бони, которая за спиною Мессаже щипала меня за руку, давая этим понять, что пора начинать разговор. Я начала с того, что стала ему рассказывать, как мне скучно завтра опять репетировать все то же самое и мне не в чем блеснуть и показать себя. Мессаже спросил меня, почему я не вставлю в балет что-либо, на что я ответила, что я не могу этого сделать без его разрешения, и после маленькой паузы прибавила, что если он мне позволит, то я завтра же начну репетировать свою вариацию. Мессаже сразу дал свое согласие и разрешение, и на следующий день я, радостная, принесла на репетицию свою музыку, и потом в балете «Корриган» я уже танцевала свою вариацию. Я имела громадный успех, и мне пришлось даже бисировать свою вариацию, что было исключительным случаем.

После последнего представления в Опера я раздала всем артисткам конфеты и маленькие подарки, вазочки от Галле, и получила от труппы медаль с изображением Опера на память, как и в Вене.

Я наняла на время своего пребывания в Париже небольшой автомобиль с очень симпатичным молодым шофером. Чтобы отблагодарить его за службу, я однажды дала ему билет в Опера, когда я танцевала. Когда после спектакля я садилась в автомобиль, то он оказался весь убранным цветами – милое внимание моего шофера. У меня была фотография, на которой я снята в своем автомобиле в Булонском лесу на фоне прелестного Багатель.

В течение этого сезона в Опера был дан благотворительный спектакль в пользу пострадавших от землетрясения в южных департаментах Франции, устраивавшийся синдикатом Парижской прессы, программу которого мне подарили теперь.

Программа вечера состояла из нескольких музыкальных отделений и одного, посвященного русскому балету и состоявшего из трех номеров: первым было па-де-де Павловой с Мордкиным, вторым – мазурка Васильевой с М. Александровым и третьим номером – па-де-де мое с Н. Легатом. Это распределение вполне соответствовало моему положению как артистки, находившейся в это время в составе балетной труппы Опера и имевшей поэтому право выступать последней. Перед самым началом балетного отделения кто-то заявил, что Павлова еще не готова, и мне предложили выступить вместо нее первым номером, якобы для того, чтобы не задерживать спектакля. Конечно, эта просьба исходила не от Дирекции Опера и не от самой Павловой. Но при Павловой состояли тогда Дандре, ее будущий муж, и Безобразов, а от них я видела столько зла в Петербурге, что для меня было ясно, кто это придумал. Я слишком хорошо на опыте знала все эти закулисные уловки, чтобы попасться на удочку. Конечно, я отказалась изменять установленный порядок номеров. Павлова сейчас же оказалась готовой, и спектакль прошел по программе. Этот маленький случай лишний раз доказывает, что даже вдали от Петербурга велись против меня мелкие подкопы.

Из афиши этого вечера видно, что в самом начале этого спектакля я выступила вместе со всей труппой Опера в «Арлезианке» Бизе с Аидой Бони и Лобстейн. В фарандоле оперы принимала участие вся балетная труппа, а оркестром дирижировал сам Мессаже.

В этот раз я уже была как своя в Опера. Директор и артисты были в большой дружбе со мною. Публика принимала меня также как свою; я танцевала уже второй сезон в Опера.

С. П. Дягилев все же организовал свой Парижский сезон из оперы и балета в Шатле, где Вацлав Нижинский имел потрясающий успех. До него классический танцор был поставлен много ниже балерины, его роль ограничивалась главным образом поддержкой и исполнением какого-нибудь ничтожного па, чтобы дать балерине передохнуть перед следующим номером. Благодаря же Нижинскому классический танцор был выдвинут на первое место наравне с балериной. Нижинский дал совершенно новое направление и новый стиль мужскому классическому танцу. Он танцевал не второстепенные па, а очень ответственные и мог иметь независимый от балерины успех. Это было настоящим переворотом в балете и началом новой эры мужского танца.