Страна коров - читать онлайн книгу. Автор: Эдриан Джоунз Пирсон cтр.№ 69

– Я восприимчива, Чарли.

– Правда?

– Да.

– Я тоже.

– Хорошо. Но сегодня ночью сексом с вами я заниматься не могу. Надеюсь, вы меня поймете.

– Я понимаю.

– Правда?

– Да.

– Хорошо.

Бесси выключила двигатель, затем вновь включила зажигание, чтобы заиграло радио. Возясь с настройками, она стала нащупывать станцию. Раздался скрежет, а потом голос и опять скрежет. На АМ-станции теперь тихо играла кантри-песенка. За окном небо было ясным, а луна поражала. Над ночным покоем вдалеке слышался восторженный стрекот сверчков. Бесси повернулась ко мне. Сквозь ветровое стекло на ее белую блузку рябью теней падал лунный свет, отчего казалось – пусть только в мареве моего собственного ума, – что всю эту сцену выписали четким черным и белым. Чистым черным. Чистым белым. Ничего, кроме неразбавленного контраста чистого света и его отсутствия.

– Это красивая луна, – сказал я.

– И небо чистое, – сказала Бесси.

– Сверчки стрекочут, – сказал я.

– Восторженно, – сказала она.

– Мне расстегнуть пуговицы на вашей блузке?

– Если не возражаете…

– Они ужасно далеки.

– Это не есть невозможное расстояние.

– Не есть. Однако может им быть.

– Чарли?

– Видите ли, несколько часов назад я бы согласился с вами, Бесси. Даже несколько минут назад. Но с тех пор многое изменилось. Произошло много пива. И много вина. Чересчур много марихуаны. И все это лишь добавляет к невыразимой перемене. Жизнь, видите ли, не единственное, что неуловимо…

Бесси извернулась ко мне поближе:

– Делайте, что можете…

– Я стараюсь как могу при сложившихся обстоятельствах. Поверьте, я пытаюсь. Но обстоятельства поистине обескураживают. Рукава моей рубашки с воротничком слишком длинны. А этот рычаг переключения передач, что располагается на полпути между нами, представляется гораздо ближе к вам, чем ко мне. Но я пытаюсь, Бесси. Я честно пытаюсь…

– Вы почти достигли цели, Чарли. Не сдавайтесь.

– Но, Бесси, я… Боюсь, я не могу этого сделать. Просто расстояние слишком велико. И чересчур наполнено смыслом. Слишком уж благоухает метафорой. Если блузка ваша – граница, отделяющая мир познаваемый от мира непознаваемого, и если пуговицы на ней – наши тщетные попытки оставить по себе хоть какое-то наследие, тогда это расстоянье меж нами – эта непреодолимая пропасть между вашими сосками и моими дрожащими руками – наверняка это есть влага, что пропитывает собою самую жизнь. Уж точно не может быть тоньше метафоры для жизненной любви к непознаваемому?

– Моя влага не метафорична.

– Я это ощущаю.

– Она благоуханна. И жизнеутверждающа.

– Но сейчас она не в силах мне помочь, ибо расстояние это слишком вечно. Метафора слишком тяжела. Мне жаль, Бесси. Мне правда жаль…

Разгромленный, я отвел назад руку и обмяк на сиденье. Уныло повесил я голову. Даже луна во всей ее женской славе не могла мне теперь помочь.

– Мне жаль, Бесси, – сказал я. – Мне правда жаль. Но это расстояние чересчур велико.

* * *

Но тут твердо заговорила Бесси:

– Нет, Чарли. Не так закончится эта ночь. Если б кончики моих сосков были непознаваемы, то их было б невозможно и познать. В таком случае расстояние между вашим любопытством и их непознаваемостью – дистанция между моими сосками и тем бугорком на ваших вельветовых брюках – было б непреодолимо, как пространство, отделяющее время от вневременности. Или вражду от примирения. Оно было так же велико, как расстояние от одного края вселенной до другого. И да, оно было б недосягаемо. Но со мной явно не тот случай. И явно не тот случай у нас сейчас. И потому делается это так…

Опытными пальцами Бесси расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки. С моего наблюдательного пункта на другом краю сиденья в кабине грузовика я следил за тем, как пуговица эта упруго высвободилась, и там, где раньше была белизна блузки, возник треугольник бледной кожи. Зачарованный, я смотрел, как пальцы ее переместились ниже, к следующей пуговице, затем к следующей, треугольник кожи рос с каждой освобожденной пуговицей, покуда оба фланга ее легкой белой блузки вольно не повисли перед ее обнажившейся грудью, словно две отдельные шторы, только что раздвинутые, дабы явить свет утра. В ошарашенности моей тьмы было ясно, что ныне я стал свидетелем самого излученья дня.

– Если луна – женщина, – сказала она, заводя руки назад к застежке ее бюстгальтера, – то наверняка она властвует над приливами ваших глубочайших желаний.

Расстегнувши застежку, она вытянула бюстгальтер через рукав и поместила его на сиденье меж нами.

– И если приливы эти – вода, то уж точно не может быть лучшего выражения желанья, нежели река, что соединяет влагу сверху со влагой внизу…

Теперь уж блузка стала бюстгальтером, а бюстгальтер стал кожей. И когда она подалась вперед над рычагом переключенья передач, я почувствовал тепло ее щеки на своих вельветовых брюках, пальцы ее прочертили следы по моему бедру, пока не достигли моей второй чакры, и в поразительном лунном свете я ощутил, как разум мой поддается ритмам этой ночи. Кундалини текла вверх, словно змей, восстающий ото сна. Словно вскипал зуд тысяч волн вина. Тепло сиянья свечи. Ароматы хвои и благовоний. Подползанье бенгальского тигра по снегу мичиганской зимы. В уме у меня краски, звуки и запахи вихрились все вместе, словно смерчик пыли, собирающийся перед дождем. И покуда кундалини восставала сквозь чакры моего тела, я чуял, как сердце мое вопит, требуя освобождения, а единство мое со вселенной трепещет космически. Подступающий нахлыв бесконечной воды. Неотвратимое приближенье нового семестра. Экстаз затопляющего прилива. Если и существовала когда-либо причина возрадоваться, то наверняка она имела место в это вот самое мгновенье. Это уж точно миг, когда сердце мое отыщет упокоенье, а логика моего логического ума наконец сойдется воедино с влагой моего человеческого тела, дабы стать чем-то – чем угодно! – целиком.

– Нет, – произнес я, перекрывая волны, что вздымались во мне, и звуки, поступавшие снизу, – любовь – не то, чего следует бояться. И она не есть то, к чему следует подступать с трепетом. Ибо сколь маловероятно бы это ни могло казаться, она никогда не сумеет стать столь же невероятной, сколь нечто совершенно невозможное. И потому любовь не есть трепетное приближенье полуночи. Или рождественская вечеринка в марте. Или маятник, что никогда не останавливается. Это не сельский колледж, не способный достичь непрерывного улучшенья ввиду действительностей математической вероятности. Это не река, что прекращает бежать. Или воды, что не могут найти свой дом. Это не плотина, где крохотные ручейки стекают с верха ее подобно тысяче маленьких…

– Чарли!

Голос Бесси был поразителен средь безмолвного ликованья моей грезы. И потому я продолжал: