– И вы больше ее не видели? Ни разу? – Этот вопрос задали все разом.
Марк улыбнулся:
– Встретил. Только через много-много лет. И, надо сказать, сразу узнал. Нет, не по шраму маленькому, уже еле заметному, узнал. Я даже не знаю, сохранился ли у нее этот шрам. И вообще, все эти «особые приметы» – это, как правило, в кино бывает. И в романах. Я узнал ее по чертам лица. Она стала похожа на свою мать. Удивительно похожа.
– Марк, почему вы думаете, что эта была именно любовь? Не просто детский интерес, не просто случай, который вам запомнился необычностью ситуации? – спросила Агнесса с видом психотерапевта.
Марка пожал плечами:
– Наверное, потому, что я впервые тогда захотел защитить человека. Впервые мне стало больно за него. И для меня не очень важно было, как эта девочка выглядит. Мне она была очень дорога. Она и ее мама. Обе они.
– Интересный момент – ее мать. Вы ее так хорошо запомнили? – поинтересовалась Анна.
– Отлично. Я ее запомнил всю – от высокой прически до кончиков модных тогда остроносых туфель. Кстати, моя мама носила другие, с такими округлыми носиками. Но мне нравились туфли той женщины! Они были такими элегантными!
– То есть это была любовь? – уточнила Лада Алексеевна.
– Да, это была любовь, – ответил Марк и встал со своего места. Было видно, что ему больше не хочется говорить на эту тему.
– Смотрите, что делается на море! – Марго вскочила вслед за Марком. – Залило весь берег.
Все заспешили к окну – там стихия, меняя весь привычный пейзаж, даже не и думала утихать.
– Анна, ваша очередь, – воскликнула Лада Алексеевна, почти насильно отводя всех от окна.
– Хорошо, – кивнула Анна, – только давайте приготовим чай. Глинтвейн вкусный, но очень хочется чаю. И сделаем небольшой перерыв.
– Точно! – подхватил Валера. – Отдохнем, и слушать будет веселее потом. У меня даже ноги затекли.
Переговариваясь, все заходили по гостиной.
– Как вам этот душевный стриптиз? – тихо поинтересовалась Анна у Агнессы. – Мне вдруг совершенно расхотелось чем-то делиться.
– Так не делитесь, имеете право, – сказала Агнесса.
– Уже поздно, – пожала плечами Анна, – надо было пять минут назад это говорить. А теперь все ждут моей истории.
– Тогда придумайте что-нибудь, – посоветовала Агнесса. – Такое, что всем понравится, всех растрогает.
– Порой проще сказать, что есть.
– Верно. И даже полезно это делать. Иногда надо вслух произносить то, что часто повторяешь про себя. Чтобы избавиться от наваждения.
– О, эти психотерапевтические приемы! Что-то я в это не верю. Не всегда болтовня помогает, – пожала плечами Анна.
– Не скажите. – Агнесса покачала головой. – Это мы с недоверием относимся к подобным вещам. А весь мир пользуется этим.
– Тогда будем считать, что сейчас у нас был массовый сеанс психотерапии, – улыбнулась Анна.
Агнесса рассмеялась:
– Можно и так считать. Хотя в том виде, в котором он состоялся, – это занятие рискованное. Ох, рискованное.
– Между нами говоря, – тут Анна понизила голос, – эта затея Лады Алексеевны весьма провокационная. Не забудьте – здесь семейные пары. И как подобные воспоминания отразятся потом на их отношениях – большой вопрос.
– А как они могут отразиться?
– Не каждому понравится экскурс в прошлое. Кто-то может быть очень ревнивым.
– Например, Зося. – Агнесса улыбнулась, но потом спохватилась. – Поймите, не злорадствую, но мне показалось, что она…
– Вам правильно показалось – она надулась, – кивнула Анна. – Она слушала и злилась. Я все видела. И все видели. И Зося понимала, что выдает себя, но ничего не могла с собой поделать. И не всем удобно рассказывать такие вещи – кто-то стесняется. Так что, если вы хотите отказаться от участия – смело это делайте.
– Верно. Мне вообще не нужен весь этот душевный эксгибиционизм. Я не буду ничего рассказывать, – пришла к такому выводу Агнесса.
– Вот-вот. – Анна тряхнула головой и отошла, оставив Агнессу наедине с ее решительными мыслями.
– А вот и чай! И еще конфеты! – Тут вошла Зося, сопровождаемая Валерой.
– Англичане не дураки. Они чай придумали не для желудка, а для политеса. Чай – это та самая пауза, о которой когда-то написал Моэм, – сказала Лада Алексеевна и с удовольствием сделала глоток из чайной чашки.
«Ну, это точно. Главное, что эта пауза дала возможность собраться с силами. Откровение – не самая легкая штука!» – подумала Анна.
Глава седьмая
Оглянись!
Окно в гостиной пришлось закрыть совсем: даже малюсенькая щелочка в два счета наполняла холодом помещение, а капли дождя забрызгали пол. Камин размахивал пламенем так, что все начинали опасаться пожара.
– Ветрище-то какой! Интересно, завтра такая же погода будет? – Марго поежилась и набросила на плечи джинсовую куртку.
– Никто не знает, кроме синоптиков, но и они могут не угадать, – ответил Валера.
– А вы как думаете? Шторм же вы угадали, – улыбнулась Валере Агнесса.
– Пока еще рано говорить. – Тот подошел к окну. – Все в самом разгаре.
Действительно, за окном бушевало все, что могло бушевать, – ветер, дождь, море.
– Анна, пожалуйста, ваша история! – воскликнула Лада Алексеевна, привлекая всеобщее внимание.
Анна медлила, размешивая сахар в чашке. Ей вдруг стала неприятна эта настойчивость пожилой дамы. Что-то было в этом более сложное, чем обычное любопытство.
– Ну, я должна сказать, что не готова… – Анна решительно подняла голову и наткнулась на взгляд Марка. Марк выглядел веселым. «Это всего лишь шутка. Отпускная шутка, весело самому вспомнить о глупостях и друзей повеселить не грех!» – казалось, говорили его глаза. Анна на мгновение замерла, а потом вдруг возмутилась про себя: «Ах, шутка! Все – шутка?! Нелепая комедия, которую ты ломаешь сейчас при жене и при мне – тоже шутка?! Это не шутка, это – шутовство и кривляние!»
– Лада Алексеевна, – Анна повернулась к даме, – вы рассказали нам про любовь-казус. Про любовь, в которой случилось страшное недоразумение. Валера, у вас была любовь-фейерверк, судя по тому, как вы все описали. У Марка случилась любовь-открытие. Он тогда впервые узнал, что есть красота и о ней можно мечтать и думать. У меня же была любовь, состоящая из ошибок.
Анна улыбнулась и посмотрела на притихших слушателей.
– Это как? Любовь была ошибкой? – уточнил Валера.
– Нет, ни в коем случае. Любовь не была ошибкой. Я в этой любви делала ошибки. Все мои слова, поступки, шаги были ошибочными. Я ошибалась раз за разом, и это было каким-то наваждением.