Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия - читать онлайн книгу. Автор: Александра Горовиц cтр.№ 25

Сейчас концепция “образа искомого” широко известна. С ее помощью ученые объясняют эффективность, с которой многие хищники находят добычу вопреки всем усилиям, которые эта добыча прилагает к тому, чтобы ее не нашли. В лаборатории голубые сойки, обученные искать маскирующихся ночных бабочек, сначала замечают их с трудом: те сливаются с пятнистой корой. Однако после некоторого количества попыток птица находит даже хорошо замаскированных бабочек. У собак, скунсов и пауков “образы искомого” обонятельные: эти животные больше интересуются запахом добычи и умеют по нему находить, скажем, определенный сорт сухого собачьего корма (собаки и скунсы) или определенный вид комара (пауки) в ольфакторном хаосе.

“Образ искомого” участвует не только в преследовании хищником добычи или ускользании добычи от хищника. С его помощью мы находим ключи от машины, замечаем в толпе своих друзей и даже отыскиваем закономерности, с которыми никогда не встречались. Оливер Сакс приводит замечательный пример. Когда синдром Туретта еще не был достаточно известен, Сакс познакомился со своим первым пациентом, у которого был характерный для этого заболевания тик. На следующий день, пишет Сакс, “я увидел троих людей [с тиком] на улицах Нью-Йорка и еще двоих днем позднее. И я подумал: «Если глаза мне не изменяют, это должно встречаться гораздо чаще, чем принято думать… И почему я не замечал этого прежде?»”. Тик, характерный для синдрома Туретта, стали для него “образом искомого”.

Всякому нужен механизм, помогающий выбрать из множества вещей именно то, на что следует смотреть, а что игнорировать. “Образ искомого” – вот то, благодаря чему поиск друзей на перроне Центрального вокзала Нью-Йорка становится в принципе возможным: ожидания, облеченные в визуальную форму, позволяют найти смысл в хаосе. В то же время, если вы ищете друга, которого в последний раз видели двадцать лет назад, он может выглядеть совсем не так, как ваш нынешний “образ искомого”. Якоб фон Икскюль вспоминал, как он искал кувшин с водой, который ожидал увидеть на столе во время обеда. Хотя фон Икскюль был уверен, что кувшин на своем обычном месте, он не замечал его прямо перед собой: потому что глиняный кувшин, который он ожидал увидеть, заменили стеклянным. “Образ глиняного кувшина” вытеснил образ стеклянного кувшина. Фон Икскюль увидел в этом тот же механизм, который заставляет животных принимать безобидные объекты за опасные. Он описывал, как галка, летавшая над купальщиками на пляже, атаковала ни в чем не повинного человека, который нес перекинутый через руку купальный костюм. В голове галки был “образ искомого”, представлявший собой галку-во-рту-у-кошки, – и мокрые купальные трусы, с которых стекала вода, напомнили птице этот образ. Галка, не раздумывая, кинулась на убийцу своих собратьев. Надеюсь, тот человек отделался мелкими царапинами от удара клювом.

У Эйзмена имелся “образ искомого” для следов жизнедеятельности насекомых. В его сознании были отпечатаны галлы, в его мозге – следы жуков. А также – в его глазах. Нейробиологи обнаружили, что в “визуальном поиске” участвуют не только соответствующие зоны мозга – слой зрительной коры под названием V₄, фронтальные глазодвигательные поля (в лобной коре), участки ствола головного мозга и другие области, участвующие в движениях глаз, – но и ганглиозные клетки сетчатки глаза. Для зрительной системы человека характерно то, что исследователи называют гетерогенной обработкой: мы не можем увидеть сразу все, даже если захотим. Лучше всего мы видим то, что перед нами – благодаря множеству фоторецепторов фовеальной зоны сетчатки. А что происходит на периферии зрения? Очень немногое. Глаза просто не умеют фокусироваться на том, что оказывается сбоку: вот почему мы отлично умеем крутить головой (эволюцию, кажется, не слишком интересовало то, что происходит за нашей головой). Если глаза открыты, мы автоматически осматриваем окружающее, перенося взгляд саккадами – быстрыми автоматическими движениями глаз из стороны в сторону, которые перемещают 2° центрального зрения по примерно 50° нашей заданной траектории. Наш взгляд прыгает из стороны в сторону не только тогда, когда мы осматриваем пространство, но и когда просто смотрим на объект перед нами. Мы не можем прекратить саккадические движения (за исключением случаев анестезии глаза), да и вряд ли захотели бы этого: если мы неподвижно, без саккад, смотрели бы вперед, нам показалось бы, что зрительный объект исчезает. После непрерывной стимуляции сенсорные рецепторы устают и прекращают возбуждаться. Мы привыкаем к постоянному притоку сенсорных импульсов: перестаем замечать затхлый запах в комнате (хотя он не исчезает, на что указывает выражение лиц тех, кто входит туда вместе с нами) или жар в парилке (хотя температура воздуха не изменяется). Саккадические движения препятствуют возникновению ситуации, при которой лев с оскаленной пастью исчезал бы из поля зрения, когда мы стоим перед ним, остолбенев от ужаса.

Саккадические и ищущие движения глаз – это обычные действия, которые мы совершаем каждую секунду каждого дня, прожитого с открытыми глазами. А “образы искомого” – это для профессионалов. Это не значит, что профессионалы всегда понимают, как они используют эти образы. Интервью с рентгенологами, специалистами по спутниковой съемке и рыбаками показывают, что они не всегда могут точно сказать, как идентифицируют скрытое злокачественное образование, обнаруживают цель с высоты птичьего полета или замечают поднимающийся к поверхности косяк сардин. Что касается меня, то я почувствовала, что на один шаг приблизилась к тому, чтобы стать профессионалом в поиске галлов – хотя и не могла сказать, как я это делаю.

Наша прогулка подходила к концу, но мне не хотелось отпускать Эйзмена. Я пошла медленнее, чтобы он успел рассказать мне про след насекомого на поникшем растении у обочины пыльной дороги. Это оказался извилистый след одного из двух известных видов виноградных минеров. Подойдя ближе, мы нашли сладкий темный виноград. Съели по пригоршне ягод. Мне в голову пришла печальная мысль: большинству людей никогда не доведется погулять с охотником за следами беспозвоночных. Я поделилась этой мыслью с Эйзменом. Он на миг задумался и процитировал Сьюзан Морс, одного из своих наставников в деле поиска следов: “В поиске следов половина дела – это знать, куда смотреть, а вторая половина – это смотреть”. Если у вас есть хотя бы общие сведения об образе жизни животных (например, где те предпочитают селиться), то вы найдете их. Так, если вы хотите увидеть выдр, ищите мыс на берегу крупного водоема, где выдры отдыхают и оставляют пахучие метки. А крыс ищите на задворках ресторанов, куда выбрасывают мусор, вытряхивают кухонные половики и где перекусывают помощники официантов. Именно поэтому легко найти чаек у мусорных баков, енотов в углублениях каменных стен и, как мы узнали, зараженных паразитами мух на нижней стороне листьев в Спрингфилде.

Даже небольшой объем знаний может оказаться очень полезным, когда мы должны решить, “куда смотреть”. “Есть определенные характеристики или микрохарактеристики ландшафта, к которым привязаны млекопитающие, где они оставляют метки, – объяснил Эйзмен. – У насекомых точно так же, но в меньшем масштабе – в масштабе микроместообитаний”. Вам нужно только знать эти местообитания. Если вы умеете замечать эти характеристики – будь то задворки ресторана, листья или стены – и если смотрите в оба, то наверняка увидите животное или его следы. Эйзмен рассказал, как он обнаружил след флоридского листоеда-шипоноски во время путешествия: “Я видел в книге изображение красивых образований, которые создают флоридские листоеды-шипоноски – это личинки жука, питающегося только листьями сабаля. Они выделяют длинную нить коричневых сегментированных экскрементов, перекрученную массу сегментированных палочек. Я не знал, какого размера она должна быть. В Джорджии мы с братом шли по тропинке, и я – хотя специально их не искал – заметил одну краем глаза; вот такого размера…” – Эйзмен чуть-чуть развел кончики пальцев – “…в двух с половиной метрах. Она бросилась мне в глаза, хотя кажется, что ее физически невозможно увидеть”.