Путешествие дилетантки - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Карпинос cтр.№ 31

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Путешествие дилетантки | Автор книги - Ирина Карпинос

Cтраница 31
читать онлайн книги бесплатно

– Приснился мне, Боря, сон, и понял я, что победа в нашем очередном поединке осталась за тобой, потому что в этом сне лежу я в гробу, а ты подходишь ко мне и говоришь: «Ну, все, Миша, бул Гаков, нема Гакова».

Ливанов только развел руками… Так вот в Переделкине на Большой даче Борис Ливанов был частым гостем у Пастернаков. Что совершенно не дает никаких оснований его сыну Василию злобно и грубо писать об Ольге Ивинской. И все это вперемежку с неумелой критикой «Доктора Живаго» и разного рода слабостей Бориса Леонидовича. Так и хочется спросить: «А судьи кто?» Но на этот концептуальный вопрос никогда не находится осмысленного ответа.

Можно только догадываться, почему Ольга Ивинская была так нелюбима многими близкими Пастернака, слава Богу, не всеми. Если говорить об Ахматовой, то она терпеть не могла ни Зинаиду Николаевну, ни Ольгу. Ахматова считала жену Пастернака грубой и невежественной, а Ивинскую – вульгарной и фальшивой. Зинаида Николаевна отвечала Анне Андреевне полной взаимностью. Она неоднократно говорила:

– Как можно сравнивать Пастернака и Ахматову? Боря – совершенно современный советский поэт, а от нее и ее стихов за версту несет нафталином.

Это высказывание Зинаиде Николаевне можно простить по той причине, что в литературе она разбиралась гораздо хуже, чем в грядках переделкинского огорода. А Ахматову не любила не за стихи, а за то, что Пастернак предлагал ей руку и сердце (как утверждала Ахматова – трижды), причем при живой-то жене, бросившей ради него самого Генриха Нейгауза. Надо сказать, что в 50-е и Анна Андреевна, и Зинаида Николаевна были уже очень пожилыми женщинами. И дело даже не в паспортном возрасте. Их ровесник Борис Пастернак оставался седым юношей почти до самой смерти. А Ольга Ивинская была моложе всей этой компании больше, чем на 20 лет, к тому же она была еще и красива, взбалмошна, импульсивна и женственна (как сказали бы сейчас – сексуальна). Конечно же, потерявшим душевную молодость женщинам она казалась безвкусной и вульгарной. На самом деле, Ольге просто хотелось нравиться любимому мужчине, и поэтому она всегда стремилась выглядеть ярко и молодо. Монашество в облике и в душе не было присуще этой женщине. Потому и не мог с ней расстаться Пастернак, и любящую грешную Магдалину писал тоже с нее:

«Но объясни, что значит грех
И смерть, и ад, и пламень серный,
Когда я на глазах у всех
С тобой, как с деревом побег,
Срослась в своей тоске безмерной».

Но кроме стихов Юрия Живаго, Ольга Ивинская осталась и в других стихах Пастернака. На Большой даче в кругу друзей он читал только что написанную «Вакханалию». Посреди чтения Зинаида Николаевна поднялась и молча вышла из комнаты. Пастернак оборвал себя на полуслове:

– Зина, зачем ты так? Это же только стихи!

Да, это были стихи. Но какие!
«Впрочем, что им, бесстыжим,
Жалость, совесть и страх
Пред живым чернокнижьем
В их горячих руках?
Море им по колено,
И в безумьи своем
Им дороже вселенной
Миг короткий вдвоем».

Такие стихи, посвященные своей возлюбленной, писал 68-летний поэт. В примечаниях указывают, что стихотворение «Вакханалия» навеяно премьерой «Марии Стюарт» по Шиллеру во МХАТе (в переводе Пастернака). В общем-то, правильно указывают. Когда ему – 68, а ей – 46, в открытую о любви говорят только посредством искусства. И только избранные…

Часть 4

«Доктор Живаго» близился к завершению. Пастернак считал его главным делом своей жизни, гораздо более важным, чем все написанные им стихи. Когда его приглашали на литературные чтения молодых и старых поэтов, он искренне отвечал:

– Кто вам сказал, что я люблю стихи? Да я терпеть их не могу!

Вообще он был в своих высказываниях по-детски непосредственным и хулиганистым. Однажды вечером на переделкинской дорожке он столкнулся с не любимым им литкритиком и, приняв его в темноте за другого человека, радостно поздоровался. При следующей случайной встрече, уже при свете дня, Пастернак извинился перед критиком за то, что по ошибке его приветствовал. Не правда ли, изумительная «галантность»?

После инфаркта Пастернак похудел и кто-то из знакомых сказал, что он стал похож на своего старшего сына Женю.

– На Женю? – удивился Пастернак. – Разве Женя красив?

Что поделаешь, вот такие они, великие поэты…

Но вернемся к «Доктору Живаго». Пастернак очень хотел, чтобы роман опубликовали в Москве. Ольга Ивинская взяла на себя львиную часть забот по договорам с издательствами. Роман побывал в Гослитиздате, в журналах «Новый мир» и «Знамя», альманахе «Литературная Москва». «Знамя» и «День поэзии» опубликовали несколько стихотворений Юрия Живаго. На одно стихотворение отважился даже «Новый мир». В общем, дело двигалось, но очень медленно. Роман то обещали напечатать, то подвергали пошлейшей критике в стиле того времени. Ситуация резко изменилась к худшему после венгерских событий 1956 года. Советские войска вошли в мятежную Венгрию – и это немедленно отразилось на погоде в СССР. Хрущевская оттепель сменилась первыми заморозками. Пастернак понял, что не видать ему напечатанного «Живаго», как своих ушей. А он уже свыкся с мыслью, что роман увидит свет. А тут еще в ноябре 56-го года умер директор Гослитиздата, который восхищался романом и вопреки всему собирался его издавать. «Новый мир» откликнулся на изменение погоды политическим осуждением романа и запретом на публикацию. Коллеги-писатели обвиняли Пастернака в непонимании значения Октябрьской революции и участия в ней интеллигенции. Он мог бы ответить им словами Юрия Живаго:

«Дорогие друзья, о, как безнадежно ординарны вы и круг, который вы представляете, и блеск и искусство ваших любимых имен и авторитетов. Единственно живое и яркое в вас – это то, что вы жили в одно время со мною и меня знали».

Между тем, еще весной, до крутого поворота событий, по Московскому радио вышла в эфир передача на итальянском языке о скором издании романа «Доктор Живаго». Через некоторое время в Переделкино в гости к Пастернаку совершенно официально явился итальянский коммунист Серджио д’Анджело. Они долго разговаривали в саду, после чего Пастернак зашел в дом, вынес оттуда экземпляр рукописи «Доктора Живаго» и отдал его Д’Анджело для ознакомления. Серджио пришлось долго уговаривать Пастернака, но он знал, ради чего это делает. Д’Анджело был не только коммунистом, но и литературным агентом миланского издателя Джанджакомо Фельтринелли (тоже, между прочим, коммуниста). Пастернак, провожая итальянца, сказал:

– Приглашаю вас посмотреть, как я встречу свою казнь.

Он знал, что выход романа за рубежом будет чреват очень большими неприятностями. И все-таки даже не мог представить, какими! Он пытался предупредить Фельтринелли и писал ему о романе: «Если его публикация здесь, обещанная многими нашими журналами, задержится и Вы ее опередите, ситуация для меня будет трагически трудной». Фельтринелли честно ждал, пока роман опубликуют в Союзе. Но его не собирались публиковать…

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению