Путешествие дилетантки - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Карпинос cтр.№ 25

Родился Булат Окуджава 9 мая. Когда ему испонился 21 год, день его рождения стал называться Днем Победы. А закончилась его жизнь (согласно небесной драматургии) 12 июня 1997 года. В ту ночь на «Кинотавре» прибрежное кафе гостиницы «Жемчужина» почти опустело. Но за одним столиком еще сидели Михаил Мишин, Юрий Рост и Евгений Гинзбург. Все они хорошо знали Булата Шалвовича. И тогда я принесла в кафе свою шестиструнку и стала петь «Синий троллейбус», «Из окон корочкой.», «Дежурный по апрелю», «Всю ночь кричали петухи». Мишин, Рост, Гинзбург перехватывали у меня гитару и затягивали свои любимые окуджавские песни. Подходили незнакомые люди, молодые и не очень, и подпевали. Так мы просидели до самого утра.

– Вот мы и простились с Булатом… Его нужно было провожать именно так, как у нас получилось. И все это благодаря вам, – сказал мне известный режиссер Евгений Гинзбург, когда взошло солнце.

Прошло несколько лет, не так много, чтобы забыть об этой печальной ночи с гитарой у моря. И на корабле, путешествуя с телефестивалем «Бархатный сезон», я столкнулась нос к носу с членом жюри Евгением Гинзбургом. Пожилой режиссер прогуливался по палубе с новой женой и маленьким ребенком. «Надо бы договориться с ним об интервью», – подумала я.

– Здравствуйте! Вы меня не узнаете?

– Что-то припоминаю.

– В 97-м году на «Кинотавре» мы всю ночь с вами пели. Тогда умер Окуджава, и мы его так отпевали.

– Да-да, было такое. И что вы хотите?

– Я? Ничего. Просто мимо проходила.

У меня вдруг пропало желание брать у него интервью. Моя строптивость, думаю, вряд ли будет понятна кому бы то ни было из журналюг. Но тогда, на корабле, я окончательно поняла, что пора бежать из этой профессии. И старалась обходить режиссера десятой дорогой. А сейчас жалею. Евгения Гинзбурга уже нет на свете.

Вот такая история с Окуджавой вспомнилась мне, когда я пыталась привести в порядок мысли и чувства после возвращения из киноэкспедиции.

Первую половину дня мы снимали у меня дома. В кадр попадали портрет Высоцкого кисти известного в узких кругах художника, венецианская театральная маска, моя фотография периода актерского экспериментаторства в театре «Колесо» и совместная с мужем концертная афиша. Я ностальгически рассматривала под пытливым взглядом телекамеры семейные фотографии, прокручивала видеозапись своего выступления на Андреевском спуске у дома Булгакова, набирала дрожащими пальцами номер телефона Волкова и любовно проводила рукой по старой обложке романа «Путешествие дилетантов». Никакой сверхзадачи режиссер Беляк на сей раз передо мной не ставила. Так что съемка прошла быстро и бескровно.

Потом мы поехали снимать академический институт, где работал отец героини, а также Политехнический, где диссидентствующую Сашу исключали из комсомола. Промчавшись по местам боевой славы героини, фургон «Телевидение» затормозил на Никольско-Ботанической перед домом с ампирным каменным крыльцом. Маленькая тихая улочка, известная в советские времена тем, что на ней жил писатель Паустовский, нынче стала местом жительства крутых и крутейших хозяев нового бытия. Охранник, прогуливающийся у подъезда, тут же поинтересовался, что это мы снимаем. Я объяснила, что в ампирном доме в юные годы коротала дни и ночи героиня нового сериала. Вряд ли он поверил, что здесь когда-то обитали семейства простых советских ученых, причем без охраны, но не стал заламывать бедным киношникам руки и разбивать камеру. Да, господа, и среди охранников иногда попадаются милые люди, любящие синематограф…

К концу весьма напряженного съемочного дня мы добрались до дома режиссера Беляк. В одной из комнат предполагалось снять встречу Саши и Леши на квартире у подруги. Оператор Сударь долго настраивался. Но в решающий момент во всем доме вырубилось электричество. Пришлось в срочном порядке ловить для съемок остатки светового дня. Тут уж было не до дублей! Волков быстро наливал Саше кофе и, когда напиток переливался через край, мы с хирургом склонялись друг к другу и на безопасном расстоянии имитировали концептуальный предпостельный поцелуй.

– В жизни сначала целуются, потом общаются в постели, а у нас с тобой на съемках происходит все наоборот, – пыталась пошутить я, чтобы разрядить обстановку.

Но в тот вечер хирург оказался абсолютно невосприимчивым. В соседней комнате сидели его жена и шестилетняя дочь, так что никакие шутки-прибаутки не в состоянии были зажечь искру соучастия в его глазах. Вот что значит другая ментальность! Артисты разных мастей, сукины дети, самозабвенно подыгрывают друг другу в любой ситуации. А хирурги – люди серьезные: резать – так резать, зашивать – так зашивать! И никаких посторонних действий! Хорошо, что в этом эпизоде в кадр попадал его целующийся затылок, а не лицо…

После отснятой крупным планом переливающейся через край чашки мы переместились в другую комнату.

– Так, Саша и Волков стоят на балконе и договариваются о встрече у подруги. В это время Таня Волкова сидит в комнате и своей знакомой жалуется на мужа, – распорядилась режиссер Беляк.

Мы вышли на балкон и замерли. Весь город был как на ладони: в лучах закатного солнца переливался Днепр, а на другом берегу золотилась Лавра. Над лаврскими куполами занесла меч железобетонная баба, с недоброй памяти времен ставшая символом Киева. Оператор Сударь старался увековечить в кадре двух дам, сидящих в комнате, наши с хирургом балконные силуэты и панораму города. Знакомую Тани Волковой играла сестра Альбины, в прошлом – балерина.

– Я с ним разведусь, – говорила жена хирурга строго по сценарию.

– Почему? – спрашивала балерина.

– Потому что он пьет! – и Таня Волкова должна была залпом осушить рюмку, но не успела.

– Так выпей вместе с ним, – сымпровизировала балерина.

После этой гениальной реплики я не смогла удержаться от припадочного смеха, чем нарушила долго выстраиваемый Сударем кадр. Режиссер Беляк была вне себя и обрушила праведный гнев сначала на меня, потом – на сестру-балерину.

– Ты можешь в кадре делать любые фуэте, только в тексте не добавляй отсебятины, не раскалывай мне актеров, иначе не будешь сниматься!

Балерина демонстративно одернула пачку, встала на пуанты и ненадолго затихла.

Саша и Волков опять приблизились друг к другу. Я смотрела хирургу в самые зрачки точно по сценарию, он, держащий в поле зрения затылки жены и дочери, отводил глаза в сторону. Мне не нравилась эта лишенная чувственности мизансцена, но спорить с режиссером Беляк было бесполезно и небезопасно. К тому же, электричество в дом не возвращалось, а солнце уходило. Сударь сфокусировал камеру на наших сближенных головах и внезапно засомневался:

– Альбина, это ничего, что между ними Родина-мать?

Тут уж и режиссер Беляк не выдержала. Мы хохотали на разные голоса, представив себе уникальную лирическую сцену, в которой между головами двух романтических любовников торчит в кадре железобетонная баба с мечом.