Семёну Михайловичу не хотелось ворошить прошлое и вступать в ненужные рассуждения с сотрудником, пусть бывшим.
– Сталин бездарно начал войну,– перебил он,– уничтожив высший командный состав, но блестяще её закончил. Честь и хвала ему за Сталинград и расширение границ страны. Многие стремятся походить на него,– грусть промелькнула по лицу Семы.– Стены просторного кабинета нашего уважаемого директора института, как у «него», до высоты плеч отделаны дубом и окна задрапированы белой тканью «Маркиз». Вождь в сердцах многих людей остается вождем народов.
Семён Михайлович не считал своего ученика провокатором, но замолчал, вспоминая что-то своё, личное, и не пожелал при посторонних затрагивать больные темы. Геннадий Петрович не унимался и перешёл к следующему руководителю.
– Сталина сменил Хрущёв. Его биография занимала почётное место на столе вашего раюбочего кабинета.
– Всем импонировала оттепель шестидесятых годов,– сказал Семён Михайлович, характеризуя то время.
– Вместе с оттепелью и ходящими в народе анекдотами о Хрущёве,– добавил Геннадий,– вскрылись язвы в теле государства.
Семен Михайлович вспомнил время работы Геннадия в лаборатории.
– Я хорошо помню то время,– сказал Семен Михайлович,– когда вы являлись редактором стеной газеты института.
– Было дело,– сокрушено подергал головой Геннадий Петрович.– После выхода очередного номера стенной газеты с подзаголовком, написанным большими красными буквами: «Я ВАМ ПОКАЖУ КУЗЬКИНУ МАТЬ!»,– меня почему-то отстранили от следующего выпуска газеты. Отстранили, ничего не объяснив,– он задумался и, собравшись с мыслями, перешел к следующему руководителю.– Следующим владыкой страны стал Леонид Ильич, показавший, что можно руководить страной по-прежнему. Чего стоила его грудь с пятью орденами Героя! Следующий генсек Андропов не успел написать автобиографию. Короток был его срок с непопулярными облавами населения, проходящими в общественных местах в рабочее время. Черненко затрагивать не станем. Он продолжил череду похорон генсеков, которая прекратилась после выбора Горбачева первым и последним президентом Союза. Следом замаячила фигура Ельцина. Демократы, порочащие само понятие демократии, говорят, что кроме Бориса Николаевича некого больше выбирать в президенты. Совсем оскудела земля русская!
– О Ельцине поговорим, когда на столе будет лежать его биография,– сделал заключение Семен Михайлович.
– Ельцын со своей семьёй на пороге. Пора биографию Горбачёва бросать в мусорный ящик. Можно я это сделаю?– спросил Геннадий, порываясь встать.
Семен Михайлович остановил его.
– Почему обязательно в мусорный ящик?– спросил он.
– Суть не в ящике, а в месте, отведенном для наших руководителей.
– Я ничего плохого о них не говорил.
– В этом сомнений нет,– сказал Геннадий,– я не собираюсь доискиваться правды. Мне и так известно, что вы о них думаете.
Семён Михайлович ничего не ответил. Он продолжал сидеть, рассматривая масляное пятно на штанине. Думать ему никто не запрещал. Мысли, как и думы, оставались его собственностью. Что же касалось линий рук, о которых говорил Геннадий, то их Сема не каждому собирался показывать.
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
Несколько лет Семён Михайлович не видел Геннадия Петровича, воспринимаемого в период совместной работы, как члена семьи. Неожиданное его появление напомнило учителю об уходе из института способного ученика, воспринятое, как кровная обида. Покидая Научный Городок, Геннадий, наоборот, с восторгом принял долгожданное приглашение из московского института, и, не колеблясь, перебрался в город, считая, что в столице больше возможностей для роста. В Москве он вырос, и в нем остались закадычные друзья. С тех пор прошло десятилетие, в течение которого бывшие соратники изредка перезванивались по телефону и дружелюбно раскланивались, неожиданно встретившись на совещаниях. Сегодняшний визит в Научный Городок был первым после долгого перерыва. На просьбу Семёна Михайловича рассказать о себе, Геннадий предложил выпить по чашечке кофе, что располагало к дружеской беседе. Бывший шеф согласился и привстал, намереваясь заняться приготовлением напитка, но Геннадий заявил, что у него всё с собой, вплоть до сдобных булочек, чему Сёма удивился и одновременно обрадовался. Геннадий стал вытаскивать из дипломата, стоящего на полу, одну вещь за другой, после чего открутил верхнюю крышку термоса и начал заполнять ее горячим напитком. Сема подставил под струю всегда стоящий на столе стакан с подстаканником и начал размешивать жидкость маленькой серебряной ложечкой, ожидая появления долгожданных булочек. Геннадий посетовал на сложности употребления кофе в Москве на рабочем месте, что изредка приводило к конфликтам.
– В чем сложность?– задал напрашивающийся вопрос Семен Михайлович.
– Обычно в десять часов утра, на рабочем месте у меня возникает желание испить кофе и руки автоматически тянутся к термосу. В двенадцать часов и далее, с двухчасовым перерывом, я привычно открываю крышку термоса и наливаю в вытащенную из стола чашечку, кофе. Данный распорядок приводит в бешенство моего руководителя. Вчера он не выдержал и запретил мне в рабочее время заниматься любимым делом. Беспочвенные замечания не повлияли на мои действия и я, разложив на столе салфетку, положил на нее булочку и продолжил наслаждаться любимым напитком. Тогда Федор Мамаев, мой руководитель, перешел к активным действиям и стал вырывать чашку из моих рук. Я, естественно, воспротивился. Началась перебранка.
– Что вы взяли моду пить кофе через каждые два часа!– кричал Мамаев.– Я запрещаю пить кофе в лаборатории.
– А могу я сходить в туалет?– вежливо спросил я.
– В туалет можете сходить,– в сердцах разрешил Мамаев.
– А могу я там пить кофе?– спросил я.
Шеф ничего не ответил. Это и был его положительный ответ, позволивший мне медленно начать пить кофе. Мамаев дернул головой, раздраженно встал и вышел из комнаты. Я спокойно допил кофе. Надо было видеть выходящего из кабинета Федора, позволившего допить мне горячий напиток в стенах лаборатории, которой он командовал.
– Я лично знаком с Мамаевым. Мы с ним работали в одном институте,– рассмеялся Сёма,– и не понаслышке представляю его вспыльчивость. Он не такой человек, чтобы оставить без последствий вашу выходку с кофепитием. Ждите достойного ответа.
– Я и сам понимаю, что так долго продолжаться не может,– высказался Геннадий,– нервы мои на исходе и пора искать новую работу. Вот я и приехал к вам прозондировать почву. – Трения в ваших взаимоотношениях начались, по-видимому, не вчера?– спросил Сёма.
– С месяц назад,– согласился Геннадий,– когда ездили в Тулу на переговоры с представителями завода, выпускающего медицинское оборудование. У меня появилась новая идея использовать для дезинфекции воды «атомную пушку», применяемую для облучения в онкологических отделениях медицинских учреждений. Мамаев отнёсся к идее сомнительно, но согласился съездить инкогнито в Тулу на завод, где производят «атомные пушки». В дирекции завода, по предварительному согласованию, я представился руководителем лаборатории, а Мамаева назвал моим шофером, что выглядело логично, если судить по его мятым брюкам, стоптанным туфлям, истертой кожанке и сдвинутой на лоб кепке.