Возвышение Сталина. Оборона Царицына - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Гончаров cтр.№ 81

На опалу это ничуть не похоже: крупный ученый получает возможность заниматься любимым делом – исследованием Центральной Азии – и в полной мере раскрыть свои таланты. Трудно представить себе больший простор для ученого: он везде, он занимается всем, под его шагами буквально прогибается мир. Не удивительно, что в 1928 году – уже после поражения во внутриполитической борьбе когда-то покровительствовавшего ему Троцкого и усиления позиций Сталина – Снесарев удостаивается только что учрежденного звания «Герой Труда».

Но вскоре все обрывается. 27 января 1930 года Снесарева арестовывают по обвинению в участии в контрреволюционной монархической организации «Русский национальный союз». Позднее это дело было слито с делом «Весна» – о заговоре «старых офицеров» в Красной армии. Уже в тюрьме он рассказывал своему сокамернику, преподавателю Военно-морской академии капитану В. И. Белли (тому самому, что когда-то командовал эсминцем «Капитан Белли», будущему контр-адмиралу и профессору) что ему вменялись в вину «Георгиевские вечера» – собрания георгиевских кавалеров, проводившиеся у него каждый год в день Святого Георгия (26 ноября по старому стилю). По документам ГПУ, такие вечера у Снесарева проводились с 1924 года. Однако Тинченко добавляет сюда еще одну деталь: когда бывший генерал-лейтенант Д. Н. Надежный пришел на вечер с орденом Красного Знамени, другой бывший генерал, А. В. Новиков при всех упрекнул его, заявив, что это «знак Сатаны». Надежный смутился, свинтил орден и сунул его в карман.

Вот как описывал эти вечера бывший полковник, участник корниловского мятежа, а затем руководитель воздушных сил Красной армии В. Н. Гатовский:

«Каждый раз перед чаем на стол подавался крендель, иногда с изображением георгиевского креста. Все перечисленные участники вечеров обычно приходили с георгиевскими крестами на груди в штатской одежде, а если кто и в военной форме, то без знаков отличий. Надежный Дмитрий Николаевич, имевший орден Красного знамени, приходил также с крестом, но без ордена. Вечера носили форму салонных разговоров, политики совершенно не касались. Помню, что Надежный иногда рассказывал о своих боевых подвигах во время империалистической войны. Во время вечеров кресты оставались на груди и в таком же виде, мы расходились. Устройство вечеров происходило на средства Снесарева. В 1927 году последний раз был устроен такой же вечер 26 ноября по старому стилю на квартире Голубинцева. Были те же лица, за исключением Новикова. Вечер сопровождался в такой же обстановке, участники приходили с крестами. Вечер у Голубинцева был устроен в складчину. Помню, что лично я уплатил 5 рублей».

Трудно сказать, о чем говорили на таких и подобных им собраниях бывшие царские офицеры, а главное – что из этого говорилось всерьез. Даже из внимательного чтения исследования Ярослава Тинченко «Голгофа русского офицерства» возникает впечатление, что если не заговор, то антисоветские разговоры и планы в этой среде все-таки имели место – несмотря на то, что автор пытается доказать совершенно обратное.

Также известно, что Снесарев вместе с В. Н. Гатовским после смерти А. А. Брусилова по просьбе его вдовы занимался «редактурой» мемуаров бывшего генерала «для заграницы в духе „твердолобых”», как зафиксировано в оперативном документе ОГПУ от 21 февраля 1927 года. Наконец, о попытке заговорщиков вербовать его в том же 1927 году докладывал в ОГПУ преподаватель курсов «Выстрел» Яков Михайлович Слащов.

Следует отметить, что Снесарев был крайним консерватором и всячески стремился продемонстрировать свою «военную косточку»: даже по деловым вопросом гражданских и военных преподавателей он принимал в разные дни, а дружеские отношения предпочитал поддерживать с военными, имевшими в старой армии чин не ниже полковника. Более того, собрания у Снесарева проводились во многом «в пику» аналогичным собраниям у преподавателя Академии имени Фрунзе А. А. Свечина – блестящего аналитика, талантливейшего военного мыслителя и тоже бывшего генерала. Будучи на 13 лет моложе Снесарева, Свечин собирал у себя, в основном, молодежь и не скрывал пренебрежительного отношения к «старым генералам».

16 октября 1930 года показания на Снесарева дал бывший капитан Генерального штаба, начальник Управления военных сообщений Киевского округа В. В. Сергеев:

«Будучи знаком с 1919 г. с б. генералом Генштаба Снесаревым, враждебно относящимся к советской власти и, при посещении мною г. Москвы, бывая у него на квартире, я в 1925 г. был завербован Снесаревым во вредительскую организацию. Кто персонально входил в эту организацию, мне известно не было.

При вербовке мне было предложено Снесаревым, поскольку организацией считалось, что существование Советской власти – временное, что власть захвачена узурпаторами, что все ее мероприятия являются утопическими экспериментами, ведущими Россию к гибели, в предвидении неизбежной в ближайшем будущем – помечали в 1928–1929 г. – войны с поляками и румынами, которым должны были оказать существенную помощь западные государства, использовать мое назначение на самостоятельную должность начальника военных сообщений УВО и провести в жизнь ряд вредительских мероприятий, последствием которых явился бы срыв мобилизации и сосредоточения, чтобы тем облегчить полякам и румынам их задачу по разгрому Красной армии, действующей на территории УВО…»

Если это правда, то поведение Снесарева действительно граничило с изменой. Остается правда открытым вопрос – насколько сам он воспринимал всерьез свои слова? Белли пишет, что Снесарев в итоге все-таки дал показания: «Как-то, вернувшись утром, он мне сказал, что больше выдержать не мог и подписал все, что от него требовали».

В чем же признался Снесарев? 21 октября 1930 года, через пять дней после показаний Сергеева, он дал следующие показания:

«После смерти Брусилова, который связывал с моим именем контрреволюционные надежды, я, как двойной георгиевский кавалер бывшей армии, как основоположник нашей Военной академии, как лицо, вообще пользующееся авторитетом и по своей учености, и по своим личным качествам и, наконец, как человек, имеющий европейское имя, считался одним из его преемников, как по руководящей позиции, так и по тем надеждам, которые с ним связывало контрреволюционное офицерство».

Фактически это признание ровным счетом ничего не значило. Однако на допросе 23 октября Андрей Евгеньевич назвал и имена заговорщиков. В основном это были бывшие генералы: преподаватели Военной академии РККА Д. Н. Надежный, А. А. Свечин, К. И. Бесядовский, В. Г. Сухов, Е. М. Голубинцев, А. Л. Певнев, Н. Л. Владиславский, Е. К. Смысловский, а также находящиеся в отставке А. В. Новиков, А. Н. Галицинский и В. В. Сергеев, уже умершие Н. Я. Капустин и В. Ф. Новицкий, а также расстрелянный в 1927 году бывший полковник, профессор Военной и Военно-воздушной академий А. Н. Вегекер.

Собственно, именно с этих показаний и родилось так называемое дело «Весна», объединившее все прочие дела о заговорщической деятельности бывших царских офицеров. Но что же именно инкриминировалось военным, чьи имена назвал Снесарев? Это конкретизирует в своих показаниях тот самый Д. Н. Надежный, «пострадавший» за свой орден Красного Знамени: