Пожалуй, о невежестве нового царя и его приближенных (кроме Победоносцева) высказался Николай Лесков слишком резко. (Если, конечно, сын в точности передал его слова.) Государственной мудрости Александр III не был лишен, однако находился он в чрезвычайно трудном положении.
С одной стороны, ему надлежало исполнить волю отца и продолжить его реформы. В расчете на это Лорис-Меликов свое предложение Государственному совету 6 марта завершил словами: «его Императорское величество высочайше соизволил повелеть принять к точному исполнению изложенную выше священную волю своего державного родителя, как достойное всей его жизни прощание со своим народом».
Но, с другой стороны, реформы были лишь предварительно одобрены, но еще не приняты Александром II, павшим от рук террористов. Теперь они в ультимативной форме, да еще с угрозами, требуют их принятия. Значит, выполнение их требований выглядело бы трусливой уступкой цареубийцам. Хотя…
В Манифесте Александра III от 1 марта 1881 года было сказано:
«…Господу Богу угодно было в неисповедимых путях Своих поразить Россию роковым ударом и внезапно отозвать к Себе ее благодетеля Государя Императора Александра II. Он пал от святотатственной руки убийц, неоднократно покушавшихся на его драгоценную жизнь. Они посягали на сию столь драгоценную жизнь потому, что в ней видели оплот и залог величия России и благоденствия русского народа. Смирясь перед таинственными велениями Божественного Промысла».
Выходит, террористы свершили волю Бога? Но почему тогда они святотатственны? Они же исполняли таинственное веление Божественного Промысла!
Стремление совместить религиозную мистику с политикой приводит к нарушению логики, нелепым высказываниям. Как можно тогда наказывать смертью тех, кто, не ведая, что творит, исполнил волю Бога?! Или это указание на то, что необходима другая государственная политика – укрепление, а не ослабление самодержавия?
К этой мысли склонял нового императора Победоносцев. Он решил, что у него появились все шансы стать «диктатором сердца» при Александре III, и немедленно донес на великого князя Константина Николаевича, сторонника либеральных реформ.
3 марта: «Сегодня было у меня несколько простых людей, которые все говорят со страхом и ужасом о Мраморном дворце. Мысль эта вкоренилась в народе» (этот дворец был резиденцией Константина Николаевича).
Вот выдержки из некоторых писем Победоносцева царю:
6 марта: «Их можно унять, злое семя можно вырвать только борьбой с ними на живот и на смерть, железом и кровью… Победить не трудно: до сих пор все хотели избегать борьбы и обманывали покойного Государя, Вас, самих себя, всех и всё на свете, потому, что то были не люди разума, силы и сердца, а дряблые евнухи с фокусниками».
«Не оставляйте графа Лорис-Меликова. Он фокусник и может еще играть двойную игру… И он не патриот русский…» (Так сказано о том, кто защищал Россию на полях сражений, получив за военные заслуги титул графа; не меньше рисковал он жизнью, самоотверженно борясь с чумой.)
11 марта: «Ради Бога, примите во внимание нижеследующее:
1. Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою двери – не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до выходной. Доверенный человек должен внимательно следить за замками и наблюдать, чтобы внутренние задвижки у створчатых дверей были задвинуты.
2. Непременно наблюдать каждый вечер, перед сном, целы ли проводники звонков. Их легко можно подрезать.
3. Наблюдать каждый вечер, осматривая под мебелью, все ли в порядке.
4. Один из Ваших адъютантов должен бы был почивать вблизи от Вас, в этих же комнатах.
5. Все ли надежны люди, состоящие при Вашем Величестве? если бы кто-нибудь был хоть немного сомнителен, можно найти предлог удалить его».
А.Ф. Кони писал в январе 1914 года: «Среди людей, игравших в русской жизни последних десятилетий крупную и влиятельную роль, одно из ярких и в то же время трагических мест занимает граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов. Искусный военачальник и тактичный местный администратор на Кавказе и в Терской области, он был внезапно выдвинут судьбою на самый видный пост в России, облечен чрезвычайной властью, сосредоточил на себе внимание всего мира и, пролетев, как метеор, умер, сопровождаемый злобным шипением многочисленных врагов и сердечною скорбью горсточки друзей».
Надо добавить, что этот «метеор» быстро сгорел в «верхних слоях социума» не столько в результате гибели Александра II, сколько из-за козней Победоносцева. О последнем А.Ф. Кони писал:
«В 1880 году он был сделан обер-прокурором Святейшего Синода и получил возможность приложить свой критический ум к раскрытию и оценке тех условий, которые делали из нашей церкви полицейское учреждение, мертвящее и жизнь и веру народа.
Казалось, что высокообразованный человек и юрист, носящий в себе живую веру и знающий ценность этого блага, приложит всю силу своего разумения к тому, чтобы, охраняя церковь, как необходимую и авторитетную организацию верующих, вдохнуть в ее деятельность утраченный христианский дух, а в ее обряды – утрачиваемый ими глубокий внутренний смысл.
Увы! Этого ничего не произошло! Противоречие взглядов, жившее в его душе, сказалось и в его действиях как обер-прокурора… Могучий владыка судеб русской церкви и состава ее иерархии, он усилил полицейский характер первой и наполнил вторую бездарными и недостойными личностями… Победоносцев стремился отдать умственное развитие простого русского народа в руки невежественного и ленивого, нищего и корыстного сельского духовенства».
Надо иметь в виду, что А.Ф. Кони был лично знаком и с Лорис-Меликовым, и с Победоносцевым, ценя последнего как высоко образованного юриста, но в то же время подчеркивая отсутствие у него творческого потенциала. То же подтверждает и мнение о нем С.Ю. Витте.
«Обер-прокурором Святейшего Синода был Константин Петрович Победоносцев. Это был человек, несомненно, высокодаровитый, высококультурный и в полном смысле слова человек ученый. Как человек он был недурной, был наполнен критикой разумной и талантливой, но страдал полным отсутствием положительного жизненного творчества; он ко всему относился критически, а сам ничего создать не мог. Замечательно, что этот человек не в состоянии был ничего воспроизводить ни физически, ни умственно, ни морально».
Сурово, но, по-видимому, справедливо. Новый император, почти во всем оставаясь полной противоположностью Победоносцеву, был к нему чрезвычайно расположен. Испуганное письмо Победоносцева, в котором он умолял царя блюсти строжайшие меры предосторожности, возможно, возымело свое действие: царь вскоре удалился из опасного многолюдного Зимнего дворца в Гатчину.
Кони писал: «Впереди виделось давно желанное окончание изжитой роли самодержавия и призыв общества, постепенно и систематически подготовленного, – без смуты и кровавых потрясений, к участию в законодательной деятельности. Роковой день – 1 марта 1881 г. – отодвинул мирное осуществление этого призыва на целую четверть века… Все робкое в обществе шарахнулось в сторону реакции, и на внутреннем политическом горизонте обрисовались зловещие фигуры Победоносцева и графа Д.А. Толстого…Потянулись серые, бесцветные дни наружного спокойствия и кажущейся прочности отжившего порядка…