Следом ринулись принцы Савойские и штабные офицеры.
Торопясь, обгоняя друг друга и на ходу изготавливая к бою пики, неслись гусары. С дороги, заметив бешеный галоп главнокомандующего и его штаба, помчались и старшие офицеры во главе своих отрядов.
С холма Карлу Лотарингскому открылась страшная картина. Бой уже затухал. Весь центр войска был смят. Лишь кое-где вспыхивали кратковременные стычки, но их становилось все меньше: это татары догоняли беглецов и добивали, секли их. По всему полю лежали трупы кирасиров. И если бы ордынцы с прежней яростью и быстротой продолжали бой, а не занялись грабежом обоза, потери имперских войск оказались бы значительно большими.
Карл со своим штабом и гусарами вихрем промчался через виноградники и с ходу ударил в лоб противнику, врезавшись в самую гущу его. Татары не выдержали внезапного стремительного натиска, попятились, но сопротивление их было еще сильным. Тонкая длинная шпага Карла беспощадно разила врагов. Не отставали от него и принцы Савойские.
Бой закипел с новой силой. Приободренные помощью и присутствием главнокомандующего, кирасиры остановились, начали контратаковать. Во фланги татарам ударили генерал Капрара и герцог Крой.
Карл бился наравне с рядовыми воинами. Он потерял шляпу, и ветер трепал его вьющиеся черные волосы. Разгоряченный боем, герцог не заметил, как слева от него, не вскрикнув, упал Людовик Савойский. Стрела пронзила его сердце. Только после того, как принц Евгений развернул коня и поскакал к погибшему брату, Карл натянул повод и выехал из боя.
Людовик Савойский лежал на земле как живой, раскинув руки, и открытыми стекленеющими глазами глядел на брата. Если бы не стрела, торчавшая в груди, и не ярко-красная струйка на белой шее, то могло бы показаться, что смелый юноша сейчас вскочит на ноги, приложит два пальца к шляпе с плюмажем и звонко скажет: «Мосье…».
Но Людовик был мертв.
Принц Евгений стоял над ним и, не стыдясь, плакал, как ребенок. Карл обнял его за плечи, чувствуя, как у самого к горлу подкатил комок, перехвативший дыхание. Мужественное сердце сурового воина онемело от скорби…
Бой тем временем откатывался все дальше и дальше. Татары, захватив часть возов с одеждой и серебряной посудой, а также больше сотни пленных, по широкой долине отступали на юг.
7
Над Веной было безоблачное голубое небо. Солнце спокойно опускалось за вершину Леопольдовой горы, золотя стройную колокольню собора Святого Стефана. Мирно нес свои мутные воды Дунай. Стоял чудесный июльский вечер. Никто из венцев не ждал беды. Правда, где-то далеко шла война, но никому и в голову не приходило, что она может докатиться до стен города. Всех успокоили заверения Леопольда, что имперские войска и войска союзников разгромят врага еще на Рабе или на подступах к столице.
Поэтому как взрыв бомбы прозвучала неимоверная, ужасная новость, принесенная несколькими беглецами-кирасирами: «Татары под Петронеллем! Они разбили австрийские полки! Спасайтесь!»
Это известие молниеносно распространилось по улицам и площадям города. Военный губернатор Вены граф Штаремберг приказал закрыть ворота и усилить охрану, а сам кинулся к императорскому дворцу за распоряжениями.
Императора он застал совершенно растерянным: лицо пожелтело, блеклые губы дрожали. Неожиданная весть перепугала его до смерти.
– Ваше величество… – начал было Штаремберг, отдавая честь.
Но Леопольд бросился к нему, схватил за руку, залепетал:
– О святая Мария! Какой ужас! Граф, что делать? Скажи, майн либер, что делать?
Штаремберг был обескуражен. Он сам спешил сюда, чтобы узнать, как поступить, а здесь просят совета у него.
– Ваше величество, для паники нет оснований, – сухо сказал старый воин. – Вена не просто город, а крепость. За ее валами наше войско сможет отсидеться до тех пор, пока не подойдет на помощь польский король. Турки не возьмут Вену, как и при осаде 1529 года, когда султан Сулейман Кануни вынужден был несолоно хлебавши возвратиться в Стамбул.
– У Кара-Мустафы войска больше, чем у Сулеймана! – в отчаянии воскликнул Леопольд.
Разговор происходил в зале, вокруг них стали собираться министры двора, перетрусившие до крайности.
– Ну и что? – возразил Штаремберг как можно увереннее. – Зато у нас, ваше величество, вашими стараниями оснащена достаточно большая армия. А в Вене заготовлены изрядные запасы – есть и порох, и пушки, и фузеи… Есть и провиант.
– Граф, мне кажется, вы хотите, чтобы его величество с беременной императрицей и пятилетним наследником престола остались в столице, которой предстоит многомесячная осада? – возмущенно высказался лысый, с седыми бакенбардами министр финансов. – Я советовал бы его величеству выехать в Линц, где вместе с семьей он будет в безопасности. Этого требуют высшие интересы империи!
– Правда, майн либер? – обрадовался Леопольд. – Ты так думаешь?
– Да, только так! Иного не может быть, – поклонился министр. – И чем быстрее вы уедете отсюда, тем лучше!
– Хорошо, мы так и поступим. – Император вытер платком пот со лба. – Ты, граф, сделай все, чтобы не впустить врага в нашу столицу, пока не подойдет Карл Лотарингский… А мы с императрицей выедем в Линц. Ей, с ее здоровьем, действительно неразумно находиться в осажденном городе. Не так ли?
Штаремберг подумал, что императрице, как и многим тысячам горожанок, и в самом деле лучше уехать, чтобы не осложнять положения защитников города, но император, для поднятия духа армии, мог бы и остаться. Однако он ничего этого не сказал вслух, зная заносчивость и злопамятность императора. Только поблагодарил за доверие и, сославшись на необходимость находиться при войске, сразу же откланялся.
– Иди, майн либер, пусть бережет тебя Бог! – Леопольд перекрестил графа и, притянув к себе, поцеловал в шершавую щеку.
Когда Штаремберг вышел, во дворце вспыхнула форменная паника. Слуги выносили сундуки с ценностями, кучера запрягали лошадей, императрица Элеонора, несмотря на свое состояние, бегала по комнатам, как безумная, следила, чтобы забрали весь ее гардероб.
Министры, тайные советники, многочисленные родственники императора и императрицы разом исчезли, словно их ветром сдуло. Каждый помчался домой собираться, желая выехать вместе с императором.
Через час уже весь город знал, что турки под Петронеллем и что император покидает столицу. Поднялся переполох. Горожане, кто как мог – верхом на конях, на возах, в каретах, а то и пешком, неся на спинах свое имущество, – кинулись к Шотландским и Штубенским воротам. Но императорская гвардия преградила дорогу: таков был приказ самого императора. Он хотел свободно, без толчеи покинуть Вену.
Бегство императорского двора началось в восемь часов вечера.
В сопровождении двухсот всадников личной охраны из дворца выехала карета императора. В воротах она остановилась. Леопольд на минуту вышел, попрощался с бургомистром Вены Либенбергом, отдал последнее распоряжение: