– Наконец-то! День добрый, панове! Я уже перестал надеяться, что вы прибудете вовремя… Ну как – успешно?
– Да, ясновельможный пане круль! – Спыхальский выпятил грудь и не сводил взгляда с Собеского. – Мы с паном Комарницким перехватили курьера французского посланника де Бетюна к королю Людовику и привезли его письма, а также письма главного казначея Морштына секретарю министерства в Париже пану Кольеру. Добыли и последнее письмо сенатора, которое он не успел передать французскому посланнику…
Лицо Собеского вспыхнуло радостью.
– Давайте их сюда!
Спыхальский достал из-за пазухи два свертка и с поклоном протянул королю.
– Вот они, ваша ясновельможность!
Собеский поспешно развернул пакет, разложил на столе желтоватые, густо исписанные листы бумаги и впился в них прищуренными глазами, забыв сейчас и про сейм, и про шляхтичей, стоявших за спиной. Только по тому, как потирал король руки и шевелил усами, можно было догадаться, насколько он рад.
Не отрываясь от письма, спросил:
– Вы это читали?
– Да, – тихо ответил Спыхальский, не осмеливаясь соврать королю.
– Но здесь же написано по-французски и по-латыни!
– Пан Комарницкий, прошу прощения у пана круля, знает латынь так же хорошо, как я польский…
Собеский ничего на это не ответил. Дочитав до конца, порывисто прошелся по пышному ковру, решительно рассек рукою воздух, остановился перед Спыхальским и Арсеном.
– Благодарю, панове! Это поможет мне сейчас выиграть битву с внутренними врагами Речи Посполитой, а потом, верю, – и с турками… С этими письмами я могу смело идти в сейм. Карта пана Морштына и его французских друзей будет бита! В этом я ничуть не сомневаюсь. Еще раз благодарю вас, панове!
– Если ясновельможный пан круль так добр, то пусть он позволит нам побывать на сейме, – поклонился Спыхальский.
– Хорошо. Мой секретарь проводит вас. Я ему скажу.
Король торопливо сложил письма в зеленую сафьяновую папку и направился к дверям. В эту минуту, судя по выражению лица, ничто на свете его не интересовало, кроме одного – как положить на лопатки ненавистную ему французскую партию в сейме. Однако, проходя мимо секретаря, он на ходу бросил ему несколько слов, и тот подал Арсену со Спыхальским знак следовать за ним.
Большой зал, где заседал сейм, был полон до отказа. Друзья остановились возле окна, между колоннами.
Внезапно послышались рукоплескания: в зал вошел Ян Собеский в сопровождении маршалка сейма.
После горячих бурных речей, острых споров между сторонниками австрийской и французской партий на сеймиках и в первые дни всеобщего сейма, заканчивавшихся едва ли не вооруженными стычками, все ждали, что скажет король.
Аплодисменты стихли, наступила тишина. Но чувствовалось, что это тишина перед бурей. Все видели, как группировались и пробирались вперед заговорщики – главный казначей Морштын, братья Сапеги, коронный гетман Яблоновский и те, кто их поддерживал. Становилось очевидным, что они готовятся дать решительный бой Собескому. И если бы им повезло и за французской партией пошло большинство, это могло означать не только то, что Речь Посполита не поддержит Австрию в войне с Портой, но и то, что нынешний король, вероятно, потеряет корону. Не случайно в последнее время поползли слухи, что французская партия прочит на престол Станислава Яблоновского. Не случайно и сам коронный гетман сегодня, как и в предыдущие дни заседания сейма, был необычайно предупредителен со всеми, здоровался за руку и с крупными магнатами, и с теми, кого раньше вовсе не замечал.
Сейчас он стоял посреди зала, где проходила незримая граница между заговорщиками и сторонниками Собеского, словно подчеркивая этим свою способность объединить всех и повести за собой.
Арсен легонько толкнул Спыхальского локтем.
– Глянь, каким гоголем держится, – прошептал он, имея в виду коронного гетмана. – Еще, верно, и в мыслях не допускает, что письма посланника и главного казначея в руках короля!
– Холера ясная, представляю, как он запоет, когда узнает об этом! – откликнулся Спыхальский. – Вот будет катавасия, когда пан круль вытащит эти письма и сунет им под самый нос! А?
– Тс-с-с! – зашипел Арсен, заметив, что на них начали оглядываться. – Кажется, пан круль собирается говорить.
Действительно, маршалок сейма объявил, что перед послами выступит король.
В полной тишине Собеский взошел на трибуну. Быстрым взглядом окинул пестро разодетых шляхтичей, открыл сафьяновую папку.
– Панове послы, на сейме существуют два мнения относительно нашего вступления в войну против Турции. Вам предстоит сейчас решить, должна ли Речь Посполита принять участие в Священной лиге и совместно с Австрией, Венецией и немецкими княжествами разгромить нашего извечного врага – султанскую Порту или же, наоборот, отказаться от участия в общей борьбе и ждать, пока турки перебьют нас поодиночке. Но прежде чем вы подадите голоса, я хочу ознакомить вас с любопытными письмами, которые имеют прямое отношение как к обсуждаемому сейчас делу, так и к отдельным лицам, находящимся среди вас. – Король выдержал паузу и посмотрел на передние ряды, где сидели заговорщики. От него не укрылось беспокойство, мелькнувшее в глазах Морштына. Голос Собеского загремел: – Это, панове, письма великого подскарбия сенатора Морштына в Париж, к секретарю министерства Кольеру. В них он прямо говорит, что постоянно доносит французскому посланнику при нашем дворе де Бетюну о ходе переговоров между Речью Посполитой и Австрией, а также обо всем, что происходит в Польше. Есть также сопроводительное письмо пана де Бетюна, в котором он сообщает своему правительству о том, что ему удалось подкупить некоторых послов сейма и что, имея достаточно денег, он мог бы на этом пути достичь гораздо большего успеха…
По залу прокатился грозный гул возмущения. Послышались возгласы:
– Позор! Позор!
Морштын подскочил с места, лицо его налилось кровью.
– Неправда! Я не писал таких писем!
Яблоновский пылающим взглядом синих, сейчас потемневших глаз молча испепелял короля. Постепенно лицо его покрыла смертельная бледность.
Собеский же, услышав возглас Морштына, тоже покраснел от захлестнувшего его гнева, но сдержал себя.
– Вот рука пана Морштына. Он пишет: «В кабинете большинство за вступление в лигу, но мы разобьем их на сейме!» Теперь становится понятно, почему так горячо выступал пан Морштын за союз с королем Людовиком и против договора с Австрией. Ненавидя меня, он долгое время на сеймиках лестью, хитростью, обманом вербовал себе союзников и перетянул на свою сторону братьев Сапег, коронного гетмана Яблоновского и еще кое-кого. Говорят, что великий подскарбий обещал при помощи французского двора возвести на польский престол вместо меня Станислава Яблоновского…
Зал загудел, как растревоженный улей.